Парни - [49]

— Ты, кажется, умнее стал.

— Мы в твои лета не гноили ног в воде, не сидели в бараках, воблой не давились. Всего было по горло. И ум умели скопить.

— Ты, видно, забыл, отец, как вас, умных да богатых, японец, — а всей земли у него с наш район, — шлепнул.

Сын захохотал.

— Что ж японец! Японец — он обнаковенный народишко. Стульев, говорят, и то в комнатах не имеет и обедает на полу. Тьфу, прости господи, сказал тоже! А вся причина в том была — несогласие в правителях заключалось наших. Раздор.

— Потом немец шлепнул, — пытал Михеича сын.

— Опять же большевики тому виной. Опять виной несогласие в русском народе. Иначе наших белых генералов ничем бы немец не пронял.

— А большевики и немца прогнали, и белых генералов прогнали, и профессоров-министров прогнали, а заводы построили так, что все их боятся. Подумай только, большевики-то — чей это народ-от? Чье это ученье-то?

— Не русского народа это ученье. Русский народ, кроме Христа-спасителя да Пресвятой Троицы, ни в кого не верит.

— Первый раз мы показали миру гнев, мощь, ум и натуру.

Отец молча глядел на Оку, ноздри его краснели. Солнце пучилось на открытом небе. Очень сильно припекало.

— Пишешь ли матери-то?

— Нет, — ответил сын. — Бестолковое и опасное это дело.

— А деньги шлешь?

— Деньги аккуратно высылаю. Я вот что хотел тебе сказать, отец: очень ты бузлив и неосторожен. Послушаешь тебя, так подумаешь — вот коренная контра; а эта контра просто от старческой глупости. Ругаться, брюзжать, нарваться на скандал. Ты брось это. Будь тише воды, ниже травы: и тебе польза, и мне не худо.

— Разве что слышно? — пугливо спросил отец.

— Слышно ли, нет ли, должен знать, в какую пору мы живем и чем все дышим. Когда воюют, не разбираются, прав ты или нет, но коли в стане противника увидят, — стало быть, враг. Брось ты эту манеру болтать о политике. Не твое дело. Неумен ты для этого, необразован, неопытен. Попросту говоря, непригоден. Вот как-то раз Переходников Ванька, мой товарищ по бригаде, вспоминал свое поступление на завод и расписывал при всех, как его обманывал подрядчик. По всем приметам — ты. Ладно, у нас фамилии разные, а то бы капут. Вообще будь ты умнее!

Отец вскочил как ужаленный.

— Ах, вон когда тебя забрало! Вон когда! Так ты возьми да отрекись от меня через газеты. Разоблачи и мать больную и меня предай. Очень, очень выслужишься. Э, молодежь, революционеров корчат из себя, а только и глядят, где бы по мелочи сподличать. Хваленый энтузиазм! Пропиши в газету, ты маштак на это, пропиши. Фамилии, говоришь, разные? Значит, завел себе другую? Ловко! Да этак и я на тебе могу поднашить-ся, хе-хе. Явиться и сказать: так и так, я, торгаш и подрядчик, паук, эксплуататор, кулак и чуждый элемент старого прижима, перехожу, мол, на вашу сторону в полной памяти и свежем рассудке, а в доказательство сего сына предаю. Поверят? Я думаю, поверят. Ведь сына — единственного, как Исаака праотец Авраам. Не вынудить ли мне на старости лет? То все от отцов отрекаются да от матерей, а тут — наоборот. Вот удивленье бы было!

— Больно смеешься ты невесело. Я тебе серьезно говорю, отец! Скоро вот я в партию поступать стану.

— Это для чего? Ведь ты комсомол.

— Не твоего ума дело. Вот и начнутся расспросы да допросы. А ты самый яркий свидетель моей «невыдержанности». Всех свидетелей моего прошлого я мало-помалу удаляю. Этот Шелков, кажется, знал тебя, отец?

— Мальчишкой был, когда дом наш в Арзамасе стоял. Как будто он меня много раз видел. Но фамилию-то он нашу не знал.

— А здесь?

— Не встречались.

— Ну вот видишь. А могли бы встретиться. Уехал бы в Арзамас к матери ты: денег хватит моих. Скоро я должен начальником строительного участка быть.

— Меньше не миришься?

— Нет, начальником. Сталкиваться с тобой доведется. Подводы, то-сё, — ну как спектакли разыгрывать при людях? Очень это мерзко.

— Так, ну а дальше, стало быть, что же? Проводником генеральной линии станешь? Никаких большевистских дел не понимаю я. Не благословляю я тебя на это.

— Я знаю.

— Не советую.

— Тоже знаю.

— И мать будет в обиде.

— И это знаю.

Отец вспылил:

— Видно, и впрямь ты коммунист. Нет тебе от меня отцовской ласки, нет. И матери денег не шли. Не надо. Иди!

Он толкал сына от себя, а тот упирался.

— Уходи, — кричал отец, — чтобы духу твоего здесь не видно было! Так и матери пропишу.

Сын отошел к шоссе и, обернувшись, крикнул:

— Помни, Михеич, мое слово, помни!

— Нет тебе благословенья, сукин сын, нет отцовского благословенья.

Сын махнул рукой угрожающе. А отец стал неистово креститься на восток.

Глава XXIII 30 000 ПРОФСОЮЗНОЙ МАССЫ

ПАМЯТКА ЧЛЕНА ПОСТА ПО БОРЬБЕ С ПРОГУЛЬЩИКАМИ, РВАЧАМИ, ЛЕТУНАМИ И Т. Д.
Запомни следующее:
1. Каждый прогульщик, лодырь, пьяница, разгильдяй, рвач, летун и т. д. — враги наших социалистических темпов строительства, они удлиняют срок постройки Автозавода и этим самым помогают капиталистам.
2. Ты каждый день должен получать от табельщика, десятника или прораба список перечисленных в первом пункте врагов соцстроительства, с указанием их фамилий, места их работы, места их жительства, поселка, барака, номера, и укажи, за что они попали в этот список: за прогул, пьянство и т. д., — укажи факты. Такие списки присылай в красный уголок ежедневно, сразу же как вернешься с работы.