Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры - [79]
Другие племянники, сваты и двоюродные родственники получили от колоссального наследства Строгановой по пятьдесят и даже сто тысяч рублей – столь щедрые суммы достались даже каким-то посторонним лекарям и прихвостням.
Долгоруков же не вошел в число любимчиков, ведь он не был ни успешным, ни знаменитым, а был обычным надворным советником, к тому же довольно замкнутым и необщительным. Одному генерал-адъютанту из числа очень дальней родни старуха завещала большие деньги, только потому что факт благодеяния для такой персоны льстил ее тщеславию.
Рассказывая эту невеселую, но поучительную историю, сам Долгоруков сказал о баронессе очень просто: «Ну и Бог с ней!»
Бывший директор Третьяковки Илья Остроухов в 20-е годы приобрел в свою коллекцию необычный этюд скучающего коня, который выменял на этюд Мениппа. Остроухов очень гордился приобретением, как он считал, столь оригинального Веласкеса для личной коллекции, пока рисунок не попался на глаза известному московскому искусствоведу Екатерине Гольдингер, которая сразу опровергла принадлежность работы руке Веласкеса.
Тогда Остроухов предположил, что этюд был написан Теодором Жерико, но и такая версия не устроила Екатерину Васильевну, известную безапелляционностью и вниманием к деталям. Коллекционер даже запросил фотографию подлинника Жерико в Гренобльском музее, чтобы доказать ценность приобретения. Однако и сам вскоре убедился: коня написал не Жерико.
Упрямая Гольдингер в итоге доказала, что рисунок выполнен самим ван Дейком! Такой вот неожиданный обмен.
Наполеон хотел возвести блестящий монумент своим победам: 24-метровый бронзовый слон, сделанный из переплавленных орудий, должен был украсить площадь на месте снесенной Бастилии. Слон на высоком постаменте стоял бы посреди фонтана, а на спине животного должна была быть устроена смотровая площадка.
Монумент военному мастерству Наполеона в фонтане на площади Бастилии
«Иностранцы редко осматривали это сооружение, прохожие вовсе не смотрели на него. Слон разрушался с каждым годом; отвалившиеся куски штукатурки оставляли на его боках после себя отвратительные язвины. «Эдилы», как выражаются на изящном арго салонов, забыли о нем с 1814 года. Он стоял здесь, в своем углу, угрюмый, больной, разрушающийся, окруженный сгнившей изгородью, загаженный пьяными кучерами; трещины бороздили его брюхо, из хвоста выпирал прут от каркаса, высокая трава росла между ногами. Так как уровень площади в течение тридцати лет становился вокруг него все выше – благодаря медленному и непрерывному наслоению земли, которое незаметно поднимает почву больших городов, – то он очутился во впадине, как будто земля осела под ним. Он стоял загрязненный, непризнанный, отталкивающий и надменный – безобразный на взгляд мещан, грустный на взгляд мыслителя. Он чем-то напоминал груду мусора, который скоро выметут, и одновременно нечто исполненное величия, что будет вскоре развенчано».
Так должен был выглядеть слон по задумке авторов Жака Селерье Жана Алавуана: с оранжереей в попке
Виктор Гюго в «Отверженных» о памятнике на площади Бастилии.
Планы впечатляющие. Зарисовки памятника поражают воображение. Увы, описанная Виктором Гюго безрадостная картина – не вымысел. Вот как сложилась судьба этого монумента, точнее, его прототипа – полноразмерная модель на деревянном каркасе для начала была выполнена из гипса и глины и оштукатурена.
К сожалению, засверкать золотым переливом под небом Парижа слону Наполеона не было суждено. Памятник несколько десятилетий был настоящей обузой для живущих неподалеку: построенная в 1814 году модель уже спустя шесть лет довольно сильно начала раздражать местных жителей. После поражения при Ватерло памятник вообще перестали строить, и с 1815 года монумент из недолговечных материалов быстро начал разрушаться. К тому же ветхая громадина служила приютом для крыс, которые буквально кишели в полом корпусе слона и в прилегающих коммуникациях. Но снесли его только в 1846 году!
Помните, в фильме «Подкидыш» был такой мальчик, который мечтал стать хотя бы пограничной собакой? Он, наверное, просто не знал историю о легендарном псе Фраме.
Фрам принадлежал Георгию Седову, погибшему во время неудавшейся экспедиции к Северному полюсу 1914 года. После смерти хозяина барбос отказывался есть и остался умирать на могиле Седова. Об этой героической собаке писали стихи, рассказы, делали с ней марки, детские альбомы и все такое прочее. Прекрасный и душещипательный пример преданности. Однако, увы, доблестная кончина Фрама, скорее всего, просто красивая сказка, хоть и рассказанная в книге из серии «Жизнь замечательных людей».
Жена российского путешественника Георгия Седова с одной из его собак
Экспедиция Седова не финансировалась государством, а была реализована на частные пожертвования, и естественно, экономить приходилось на всем. К небольшому числу приплывших из Тобольска лаек прибавили простых дворняг из Архангельска. Фрам скорее всего был лайкой, а любимой собакой Седова стал дворовой пес Варнак. Когда же путешествие оказалось в тупиковом положении и руководитель группы умер, а оставшаяся команда направилась назад, часть груза попросту бросили, оставили и истощенных собак. Был ли там Фрам (как и был ли Фрам вообще), неизвестно, но вряд ли за несколько месяцев волочения санок лайка бы так привязалась к пассажиру, что стала бы горевать на его снежной могиле. Да и детали самого погребения Седова не ясны. Более современные исследователи говорят даже о версии, что тело начальника экспедиции расчленили и скормили собакам, которые волокли сани от места его гибели до корабля. Что бы там ни было, это не умаляет всех тягот жизни собачьих участников похода. Но вряд ли кто-то бы мечтал стать ездовой собакой, хотя и среди них были свои выдающиеся животные.
