Парк прошлого - [34]

Псалтырь довольно осклабился, а девушка подробно записала весь заказ в блокнот и с улыбкой повернулась к бледному молодому человеку.

— А! — вспомнил Псалтырь. — И еще большую кружку портера, да и ему тащите заодно!

— Благодарю вас. — Официантка кивнула Калебу и ушла, а тот смотрел как будто в пустоту.

— Знаешь, что? Я мог бы приударить за такой подавальщицей, только сейчас не стал. Кажется, ты ей нравишься. Может, тебе чего-нибудь и обломится, парень.

Карманник подождал реакции, но безуспешно.

Тогда Псалтырь снял свою кепку со спинки стула и принялся лениво крутить на пальце. В конце концов ему удалось выпустить изо рта дрожащее колечко дыма, которое повисло в воздухе над столом и постепенно растягивалось, пока совсем не развеялось в воздухе. Калеб молча наблюдал. Псалтырь улыбнулся и повесил кепку обратно на стул.

— Ладно, — объявил он. — Быка за рога, начнем сначала. Скажи хоть, как тебя зовут, приятель?

— Калеб… Калеб Браун.

— Все понятно, — отозвался Псалтырь. — Родился после финансового краха, родители до смерти перепуганы, назад к истокам, все в религию, новые пуритане… видишь, я все про это знаю, не зря же меня самого так зовут.

Калеб кивнул, не вслушиваясь в слова Псалтыря. Официантка принесла две пенящиеся кружки пива. Карманник пододвинул одну кружку по белой скатерти на противоположный конец стола.

— Пить хочешь? — спросил он.

Калеб взял кружку обеими руками. Ледяное стекло обожгло вдруг пальцы колючим холодом.

— Раз уж мы об именах, — продолжил его новый знакомец, — меня зовут Псалтырь, а также Иафет-щипач. — Он опустил кружку на стол и жестом изобразил, как вытягивает что-то из кармана, а сам машинально озирался по сторонам, как бы кто не заметил его пантомимы. — Ага, Псалтырь — это я, и я в своем деле лучший, — тихо заявил он. — Меня тут многие знают. Тебе уже свезло, что попросил меня о помощи, да и мясом накормишь, приятель. Я ж в этом городе — как дома и весь к твоим услугам. Я хорошего не забываю!

Он с открытой улыбкой потянулся через стол и пожал Калебу руку. Калеб нерешительно кивнул в ответ. Псалтырь довольно закивал, и юноши обменялись крепким рукопожатием.

Официантка принесла еду и заставила тарелками весь стол.

— Налетай! Голодный, небось? — спросил Псалтырь.

Калеб впервые робко улыбнулся своему новому знакомцу.

Тот осмотрелся в многолюдном ресторане и, убедившись, что шум все заглушит, тихонько произнес:

— Ну что, с тобой какая-то ужасная беда стряслась?

Калеб хотел уже было начать рассказывать, но Псалтырь, приметив полисмена, распахнувшего массивные двери и впустившего в помещение клочья тумана, приложил палец к губам своего собеседника и прошептал:

— Ш-ш-ш… У нас проблемы… Опусти голову и ешь, расскажешь все через минуту.

Псалтырь отпил еще пива. Калеб покосился на полицейского в синем мундире и высоком шлеме с гербом. Коп утирал красные щеки носовым платком и весело болтал с официанткой.

— Вот, попробуй. — Псалтырь подвинул Калебу тарелку с жареным картофелем и щедро плюхнул порцию коричневой подливки.

Калеб машинально наколол картофельную дольку на вилку и стал жевать.

— Вот, так-то лучше, правильно! — подбодрил его Псалтырь. — Я понял, что ты в бегах, так что можешь ничего не говорить, просто кивай. Тебе некуда идти? Нужно безопасное место?

Юноша кивнул.

— Понятно, — тихо произнес карманник. — Тогда, быть может, ты захочешь оказать мне честь сопроводить меня в мое особое убежище?

Калеб снова кивнул и внезапно поднялся со стула, как будто уходить следовало немедленно. Он отодвинул стул назад: ножки громко скрипнули по плиточному полу, как будто кто-то ногтем вел по грифельной доске. В ресторане повисла тишина. Полисмен взглянул на Калеба и нахмурился. Затем кто-то из посетителей засмеялся, и звон тарелок и гул разговоров тут же возобновились. Калеб снова сел.

Псалтырь ухмыльнулся.

— Я бы на твоем месте на них не рассчитывал. Им нельзя доверять… Господи, какой же ты бледный, приятель! Да что с тобой стряслось, ты точно привидение! Лучше рассказывай, и поживее.

Калеб сгорбился, загораживаясь от глаз полисмена локтями, и быстро заговорил:

— Ладно, сначала я увидел, как убили человека, пырнули ножом прямо у меня на глазах, посреди улицы, когда нас грабили. Они прикончили слепого старика, а свалили на меня, обвинили меня во всем, указали на меня толпе! Моего отца избили, ударили, а он упал… а я… Я убежал, — добавил он и съежился на стуле, не обращая внимания на уставленный тарелками стол, и горько расплакался, шмыгая носом и обливаясь горячими слезами.

— Дело серьезное, такое обвинение… — проговорил Псалтырь. — Их кто-нибудь еще слышал?

— Все слышали, — всхлипнул Калеб. — Вся улица.

Воришка тихо присвистнул.

— Да уж, ты влип. Если тебя заподозрят в убийстве, то знаешь, чем может кончиться? — Псалтырь схватил себя за горло и изобразил смерть через повешение.

— Я знаю, — тихо отозвался Калеб. — Знаю.

К столу подошла миловидная официантка, положила листок бумаги на стол и озабоченно воскликнула:

— Что это? С вашим другом плохо?

— Все в порядке, мисс. Напился вечером на Хэллоуине, вот и все, не страшно, — отмахнулся Псалтырь. — Говорил я ему, сначала поешь, но он же ни за что не станет слушать!