Парк-авеню 79 - [4]

Пока я силился понять, что произошло, она посторонилась, пропуская перед собой мать. В этот момент девушка крепко прижалась ко мне теплым гибким телом, но уже через секунду скользнула в проход. Прежде чем затеряться в толпе, она обернулась и словно поманила дразнящими, шальными глазами. Никто еще не смотрел на меня таким взглядом, и я почувствовал, как в груди загорелся огонь необъяснимого беспокойства.

Безмятежная улыбка раздвинула яркие губы, и девушка едва слышно выдохнула:

— Развлекаешься, Майк?

Ее унес людской поток, а я остался стоять соляным столбом и только потом сообразил, что девушке откуда-то известно мое имя.

По дороге к дому я гадал, кто она? Кто она?

Если бы мне не довелось этого узнать, жизнь сложилась бы намного счастливее.

Но судьба нас все же свела.

* * *

Я выключил память, словно экран, и далекий летний день погас. Передо мной лежали бумаги. До начала процесса оставалось сорок минут, и, стиснув зубы, я начал вчитываться в обвинительное заключение.

* * *

В зал судебных заседаний мы вошли через узкую боковую дверцу, и едва показались перед публикой, беспорядочный гул сменился тишиной напряженного ожидания.

Я шел под бесцеремонными взглядами сотен глаз и кипел от внезапной ненависти к праздной, алчной до сенсаций толпе.

В животе появилось ощущение напряжения, словно кто-то завязал кишки тугим узлом.

Вот, наконец, наше место — справа от судьи.

Я сел спиной к залу, принялся медленно раскладывать на столе бумаги и, чтобы как-то отвлечься, спросил:

— Джоэл, который час?

Джоэл бросил недоуменный взгляд на висящие прямо перед нами часы:

— Почти десять.

— Отлично!

Узел в животе не ослабевал. Я украдкой посмотрел на место защитника — оно было пусто. Джоэл перехватил мой взгляд.

— Вито всегда появляется в последнюю минуту. Ничего не скажешь, умеет производить впечатление.

Я кивнул. Да, Вито — превосходный юрист, один из лучших адвокатов Нью-Йорка. Он редко проигрывает процессы, и можно было только догадываться, сколько часов напряженной работы стоила каждая победа. Все мы в управлении окружного прокурора испытывали к нему величайшее почтение. Кроме того, Вито — обаятельный мужчина. Седые волосы и проницательные голубые глаза подчеркивали его привлекательность. Он знал свое дело и знал себе цену.

Зал за нашей спиной взорвался шумом. Защелками фотокамеры. Это вошли Мария и Вито. По приближающемуся гулу я догадался, что они уже рядом, и поднял глаза в тот момент, когда адвокат распахнул перед своей подзащитной дверь ограды.

Мария непринужденно улыбнулась, кивнула головой и... увидела меня. Несколько мгновений мы потрясенно вглядывались друг в друга, словно встретились впервые только сейчас. Как же давно это было! Потом она отвернулась и спокойно пошла к скамье подсудимых. Я снова видел летящую походку, обтянутые нейлоном тонкие лодыжки. Видел наяву.

Для процесса она оделась в строгий темный костюм мужского покроя, небрежно набросив поверх него пальто из пушистого голубого букле. Прическа была мне незнакома: блестящие золотистые волосы коротко острижены и уложены мелкими завитками.

Мария села на свое место и, держась неестественно прямо, разгладила подол юбки. К ней тут же подсел Вито. Они о чем-то тихо заговорили, но слов не было слышно.

Джоэл восхищенно прошептал:

— Вот это женщина!

Я молча кивнул, но он не унимался.

— Любой мужчина из этого зала с удовольствием провел бы с ней время. Честное слово, любой.

Да, наши беды начинались именно с того назойливого внимания, каким Марию окружали мужчины. При ее появлении все они просто сходили с ума.

Джоэл продолжал шипеть мне в ухо:

— Выходит, мы судим женщину за то, что она делает положенное женщине от природы.

Он ухмыльнулся:

— Говорят, подсудимая это дело оч-чень любит.

Любое терпение имеет предел. Я холодно осадил Джоэла.

— Прекрати! Ты в суде, а не в борделе!

Он собрался было огрызнуться, но увидел мое перекошенное гневом лицо и растерянно уткнулся в бумаги.

Я с преувеличенным интересом чертил в блокноте какую-то чепуху, когда Алекс толчком в бок прервал это занятие.

Уверенной, легкой походкой к нашему столу приближался Генри Вито.

Он остановился прямо передо мной и, глядя сверху вниз, непринужденно улыбнулся:

— Привет, Майк. Как Старик?

Я ответил самой широкой улыбкой, на какую вообще был способен:

— Держится, Хенк.

Вито обращался будто бы только ко мне, но в рядах прессы было отчетливо слышно каждое его слово:

— До чего же повезло ему с аппендицитом!

Чтобы газетчики услышали мой ответ так же хорошо, я повысил голос:

— С аппендицитом повезло не ему, а вам — защите.

Вито продолжал улыбаться, словно ничего не расслышал.

— Если Старик станет губернатором, победой он будет обязан тебе, Майк.

Я медленно встал. Вито — высокий мужчина, но я намного выше. Вообще, у меня довольно внушительный вид: рост 191 см, широкие плечи, а из-за перебитого носа лицо кажется свирепым и угрюмым. Не удивительно, что моя спина полностью заслонила адвоката от публики.

Подняв голову, он смотрел теперь снизу вверх, а я, как ни в чем не бывало, дружески рассмеялся:

— Спасибо за теплые слова, Хенк. Не сомневаюсь, что после процесса ты убедишься в их справедливости.