Парижское приключение - [52]

— Я хотела наказать его, — холодно сказала Антуанетта, и Рени почувствовала, что ее симпатия к девушке куда-то улетучивается. — Eh bien, теперь все позади. И я скоро вернусь.

— Вы хотите сказать, что собираетесь вернуться, — резко сказала Джанин. — Но это может оказаться не так просто. Месье Леону и парижской публике очень понравилась ваша преемница.

— Моя что? — Антуанетта уставилась на Джанин. — А, эта. — Она, изогнув свой белый пальчик, показала на Рени. — Ma foi[44], она никогда не сможет занять то место, что занимала я и в сердце Леона, и в его салоне. Эта мысль абсурдна.

Она с уверенной улыбкой на лице откинулась на спинку стула, и лучи солнца, упавшие на ее волосы, превратили их в расплавленное золото. Ее руки и шея на фоне черного балахона светились так, словно были вылеплены из розового мрамора. Ее глаза, осененные густыми ресницами, насмешливо поблескивали.

— Ваше время длилось недолго, и оно прошло, ma chиre, — обратилась она к Рени. — И Леон, и Париж даже не вспомнят о вас, когда вновь увидят меня.

Рени знала, что так оно и будет. Ее маленькая победа и интерес Леона к ней исчезнут перед великолепием этой взошедшей звезды. Но Джанин пришла в негодование.

— Я не поклонница Леона Себастьена, — сказала она, — но не думаю, что он так слаб и позволит вам и дальше эксплуатировать себя. Вы и так чересчур много извлекли для себя из этого маленького происшествия, и он может счесть, что возместил вам все сполна, а помня, как вы унижали его, он наверняка пришел к выводу, что вы больше ничего не заслуживаете.

— Ну перестань, Джани, — увещевала ее Рени. — Он… Он все еще помнит о ней, я знаю, — ее голос задрожал, но она справилась с собой. — Мадемуазель Морель права, он будет очень счастлив, если она вернется. А что касается меня, то я всего лишь ее дублер. А когда возвращается главный исполнитель, то о дублере все забывают.

— Не всегда, — поправила ее Джанин. — Иногда дублер добивается такого успеха, что свергает звезду с ее пьедестала.

— Я никогда не была на пьедестале и прекрасно знаю свое место, — спокойно сказала Рени.

Чувствуя, что не может дальше выносить этого разговора, она поднялась со стула. Она получила ответы на все свои вопросы, и оставаться здесь дольше не имело смысла. С мягким достоинством она обратилась к Антуанетте.

— Спасибо вам за то, что вы были так добры и приняли нас. Я вам очень благодарна. Сейчас нам пора идти.

В глазах Антуанетты мелькнуло восхищение.

— А вы хорошо держались, — признала она. — Вы, конечно же, влюблены в него. — Рени вздрогнула. — Он умеет охмурять. И вы, наверное, уже размечтались вовсю. Сожалею, но я должна разрушить ваши планы.

— Мои чувства никого, кроме меня, не касаются, — твердо сказала Рени.

Никого, и меньше всех Леона.

— Tant mieux[45], — пожала плечами Антуанетта. — Можете передать Леону, что когда он вернется из отпуска, я буду уже с ним. Пусть он подготовится к этому.

— Простите, но я предпочла бы не говорить с ним о вас, — гордо ответила Рени.

Антуанетта зло захохотала.

— Да вы никак хотите, чтобы все оставшееся вам время принадлежало только вам? — с вызовом сказала она. — Не будьте так глупы и не пытайтесь соперничать со мной, ma chere.

Глаза двух девушек встретились: темные — злобно поблескивали, серые — смотрели холодно и твердо.

— Даже не смею об этом мечтать, — ответила Рени. — Adieu, мадемуазель Морель.

Антуанетта не шевельнулась, а ее мать бросилась открывать входную дверь. Джанин, поднявшись, вдруг бросила по-английски в адрес Антуанетты: «Сучка!». Рени слегка улыбнулась и прошла через комнату, увешанную фотографиями, с которых смотрело лицо Антуанетты. Джанин, конечно, отвела душу, но Антуанетта не так хорошо знала английский, чтобы понять, какое впечатление она произвела на ее подругу.

Когда они вышли на раскаленную улицу, Джанин излила все свое негодование.

— Ах, хитрая кошка! — взорвалась она. — Я подозреваю, что она не так уж сильно и пострадала. Но совершенно точно, что она никогда не любила этого бедолагу. Она способна любить только свое лицо.

— Но дело-то в том, что он любит ее, — уныло сказала Рени. — И чему удивляться? Ты хоть раз видела такую красоту?

Они шагали по тихой улочке, и соседи из своих окон провожали их любопытными взглядами, — у этой загадочной мадам Морель и ее дочери, которая прячется за вуалью, сегодня были гости.

— Не надо недооценивать себя, — сказала Джанин. — Твоя красота не такая яркая, как ее, но у тебя свои преимущества. Вы с ней такие же разные, как подсолнух и анемон, а если говорить о характере…

— Спасибо, Джанин, — дотронувшись до руки подруги, остановила ее Рени, — но характер тут ни при чем, а… Леону нравятся подсолнухи.

Джанин с сомнением посмотрела на нее.

— Ты в этом уверена?

— Уверена, как ни в чем другом, что происходит в этой непредсказуемой жизни, — твердо сказала Рени. — И, Джанин, пожалуйста, давай не будем больше говорить об этом. Я хочу уехать домой.

Как обиженный ребенок устремляется к своей матери, так же и она сейчас, шагая под жарким слепящем солнцем, вдруг зримо представила себе прохладную водную гладь залива и зелень полей, простирающихся вокруг.