Парижский оборотень - [30]

На ладони мальчика явственно ощущалась нежная поросль волос. Он вдруг вспомнил, как десять лет назад его тетя, мадам Дидье, с ужасом в голосе говорила о волосках на ладошках младенца. На какую-то секунду Эмару почудилось, что он опять слышит жуткий вой, как в ночь ее смерти.

Минуло много лет, столько всего произошло. Он учился в семинарии в Лангре. В последний момент усомнился в истинности своего призвания и не принял сан.

Тем временем Бертран вырос, и ни одно из грозных пророчеств тетушки до сих пор не сбылось.

Неужели, спустя десяток лет, судьба все же настигла паренька?

— Смотри мне в глаза и признавайся, вставал ли ты с постели ночью?

— Дядя, — сказал Бертран, — с чего бы мне вставать? Я всю ночь спал. Точно знаю, потому что один раз проснулся: мне приснился кошмар, даже холодный пот выступил. Мне стало так плохо, что я хотел позвать матушку, но потом опять уснул.

— Что тебе снилось?

— Я сон смутно помню, но все как обычно. Мне теперь почти каждую ночь кошмары снятся.

— Знаю, твоя мама говорила. Давай, Бертран. Рассказывай. Тебя они мучают? Конечно, мучают. Возможно, я тебе помогу, но придется быть со мной предельно честным. С каких пор тебе снятся кошмары?

— Это я могу сказать, потому что точно знаю, как все началось. Прошлым летом мы со стариком Брамоном пошли на охоту, и он показал мне, как надо стрелять. А потом увидел белку и спросил: «Ну, сможешь в нее попасть?»

Я спустил курок, белка пискнула и упала. А Брамон сказал: «Ладно, новичкам везет. Но все-таки как это у тебя получилось?» А мне стало грустно, оттого что я погубил зверька, и я белку подобрал и заплакал. Целовал ее, прощения просил. Я не хотел ее убивать. Она была такая красивая, и пушистая, и теплая, и от этого я горевал еще сильнее. Я ее несколько раз поцеловал и вдруг почувствовал, как что-то затекло мне в рот. Оно обожгло язык, будто перец, только было не горько, а сладко, но не как от сахара. Даже не знаю, что оно напоминало на вкус, однако мне очень понравилось, я даже еще раз поцеловал белку, а потом еще, и уже не просто потому, что было ее жалко, но из-за крови, только я не хотел, чтобы Брамон понял, что я делаю. А вам я рассказываю все как есть, потому что знаю: я поступил плохо.

— Точно знаешь?

— Да. Вот с тех самых пор мне по ночам снится, что я пью кровь, и это пугает меня до смерти. А еще мне иногда кажется, что я волк с картинки из книжки и убиваю куропаток да ягнят, как там нарисовано. А еще снится, что я тот самый волк, за которым охотился Брамон. Так и вижу, как он в меня стреляет, но я не могу с ним заговорить и объяснить, что я не волк. Ох, ну и страшно это, когда хочешь заговорить, а не получается!

— Это все твои фантазии, ты переутомился, — ласково сказал Эмар и погладил волосатую ладошку. — А откуда берутся эти куропатки и ягнята? Ты об этом во сне думал?

— Ага, мне снится, что я собака или волк. Я выскакиваю из окна и бегу на четырех лапах, быстро бегу, очень быстро. Потом перепрыгиваю через кусты, а там птица или ягненок… Все как по-настоящему, как будто я вправду это делаю.

— Да, сны бывают весьма реалистичны. Но от этого не перестают быть снами. А вот если бы на твоем окне была решетка, тебе все равно бы снилось, что ты из него выпрыгиваешь? Давай-ка мы тебе окно решеткой загородим и ночью будем запирать тебя на замок — посмотрим, что из этого выйдет. Может, кошмары пропадут. Попробуем?

— Давайте, дядюшка. Пожалуйста, сделаем так. Я очень боюсь ложиться спать. Но раз я буду знать, что окно с дверью заперты, мне перестанет сниться, будто я убегаю из комнаты.

В тот же день Эмар, дав Жозефине с Франсуазой правдоподобное объяснение и при этом ухитрившись не раскрыть настоящую причину страданий ребенка, поставил на окно комнаты решетку и смазал замок в двери.

Наутро он поспешил к Бертрану узнать, как тот спал, и с радостью узнал, что мальчику ничего не снилось. С тех пор он, перед тем как лечь в постель, каждую ночь запирал Бертрана. Лишь одна Жозефина осталась недовольна таким лекарством.

— А вдруг начнется пожар, — предположила она, — а Бертран будет заперт в спальне? Как он выберется? Придется нам бежать к вам за ключом.

— Мы будем вешать ключ на гвоздь рядом с дверью, и если дом загорится, тот, кто окажется ближе всех к комнате, выпустит мальчика.

Жозефину это немного успокоило.

— Ладно, — уступила она, — кошмары прекратились, и к ребенку вернулся аппетит, но все равно, не к добру это.

С того дня она частенько бродила по ночам и все проверяла, не забыл ли кто погасить свечи и лампы и не остался ли гореть огонь в печи или в камине.

Эмар тоже вставал с постели и прислушивался, замерев у двери Бертрана. Иногда из комнаты раздавались странные звуки. Когда дом погружался в тишину — такую, какая бывает лишь в очень поздний час после того, как все заснули; в полное безмолвие, нарушаемое лишь потрескиванием балок в стенах, лениво вздыхающих, словно после долгого трудового дня; в абсолютное молчание, при котором оживает мебель и начинает покряхтывать, точно жалуется на годы, терпеливо проведенные в углу, — в такую тишь Эмар мог услышать, как дышит Бертран. Медленно и глубоко, как всякий мирно спящий ребенок. Но неожиданно дыхание сбивалось. Мальчик дышал все быстрее и вскоре начинал чуть ли не задыхаться. Изредка вслед за этим раздавалось резкое и узнаваемое клацанье — по деревянным половицам цокали когти. Затем из-под двери слышались сопение и хрип, по дверному полотну раз или два били лапой. И опять тишина, порой разрываемая тихим всхлипом или ворчанием. Постепенно эти звуки затихали, и вновь слышалось лишь ровное дыхание мирно спящего Бертрана.