Париж — всегда хорошая идея - [71]

Уже после заката Макс Марше распрощался со своими гостями. Роберт выразил желание увидеть то место, где был сделан снимок его матери, и они договорились съездить завтра все вместе в Булонский лес.

— Отыскать дерево не трудно, — сказал Макс. — Только бы мне вообще туда добраться на этих дурацких штуках, — добавил он, показывая на свои костыли.

— Ну, с этим-то вы справитесь! В случае чего мы вас докатим, там наверняка выдают напрокат инвалидные кресла, — успокоила его Розали, а в ее смехе было что-то такое, что рассеивало все сомнения.

Затем гости сели в маленький автомобильчик Розали и уехали. Макс еще постоял в дверях, провожая их глазами. Жизнь продолжалась. Она всегда продолжается. Огонь, который передают друг другу по эстафете, пока он не домчится до места назначения.

Он приковылял обратно на террасу и снова уселся в плетеное кресло. Над садом разливалась ночная прохлада. Макс задумчиво посмотрел на выцветшую фотографию, все еще лежавшую на столе.

Откинувшись в кресле, он на миг закрыл глаза. Перед ним предстали двое, он и она, полные молодого задора, в солнечный день в Булонском лесу. Улегшись на клетчатом одеяле под старым каштаном, они шутили и веселились. Шершавое одеяло было немного кусачее. Руфь была в красном платье в белую крапинку, которое так ему нравилось, и губы у нее были почти такими же яркими, как платье. Солнце, пробиваясь сквозь листву, рисовало на одеяле и ее голых ногах пляшущие блики. Босоножки она скинула. Чирикала птичка. Небо было синее синего. По нему неспешно проплывало облако.

Стоял чудный летний денек, и казалось невообразимым, что он когда-нибудь кончится со всем его великолепием. Всюду ощущалась какая-то необычайная легкость, такая явственная, что хоть трогай ее руками. И Макс вдруг почувствовал такую же легкость в своем сердце. Стоит захотеть — и полетишь!

Он открыл глаза и ощутил, как его охватила давно забытая любовь к жизни. Да, он любит эту жизнь, такую богатую, а порой почти нищенски бедную. Но она — это все, что у тебя есть.

Он взял со стола фотографию, перевернул ее и на обороте увидел сделанную карандашом пометку: 22 июля 1974.

Долго еще он сидел, уставив взгляд в сумерки. И одна мысль, мелькнувшая у него днем, мелькнувшая так легко, как невесомое касание руки молодой женщины, вдруг неодолимо завладела его сознанием.

28

— Неужели нельзя было обойтись без того, чтобы пинать меня ногой в голень? — спросил Роберт, когда они выехали на маленькую улочку, ведущую от дома.

— Или, по-твоему, это та чуткость, о которой ты столько говоришь?

Поддернув штанину, он полюбовался на красовавшийся под ней солидный синяк.

— Я думала, американцы не боятся боли, — отшутилась Розали.

— Индейцы, индейцы не боятся, — поправил ее Роберт. — А я всего лишь жалкий, изнеженный янки.

— Тем не менее иначе тебя было не остановить. Я боялась, как бы ты с ним не подрался и вы не покалечили друг друга.

Она не задумываясь говорила ему «ты». Они перешли на «ты», еще когда убирали со стола и относили на кухню посуду. После решающего разговора в гостях у Макса и после всего, что они вместе пережили, было бы даже странно продолжать разговаривать на «вы».

Роберт широко улыбнулся:

— А твой Макс, вообще, ничего. Даже очень симпатичный человек. Хотя все-таки как-то странно повстречаться со стариком, который… ну, так сказать… был влюблен в твою мать. — Он растерянно пожал плечами.

— Тем более когда твоя мать ни разу об этом не обмолвилась, — добавила Розали. — Хотя, с другой стороны, она тогда была уже помолвлена с Полем. Может быть, ей это было неприятно. Или все показалось ей каким-то нереальным, когда она вернулась в Америку и очутилась в своем привычном окружении.

— Таким нереальным, что она потом всю жизнь рассказывала мне на ночь сказку, которую он написал?

— Ну и что? Это же так романтично! По-моему, любому бы потом захотелось вспоминать такую необычную историю. Возможно, то, что они расстались, придавало этой любви особое очарование, — предположила Розали.

— Кроме того, «Синий тигр» — очень хорошая сказка. Меня, по крайней мере, она при первом чтении очень тронула. Хотя я и не знала, какая в ней кроется тайна, — продолжала размышлять Розали. — И как ни печально было для Макса то, что случилось, после этого он начал писать. То есть писать по-настоящему. Руфь стала, так сказать, его музой. — Она мельком взглянула на Роберта. — Макс написал еще много других замечательных книг. Тебе стоило бы их почитать. В детстве я ими зачитывалась.

— Гм, — произнес Роберт.

Не то в нем говорила усталость, не то он был занят собственными мыслями. Во всяком случае, душой он был сейчас где-то далеко, и Розали решила ему не мешать.

Направляя машину в Нантерский тоннель, она почувствовала, как ее окончательно отпустила всякая напряженность.

Она радовалась, с облегчением думая о том, что непростая встреча двух мужчин прошла так гладко. Слава богу, все кончилось для них обоюдным примирением. Макс, которого очень потрясло печальное известие о том, что Руфь умерла, забыл о предшествующей вражде с Робертом и был искренне рад, что познакомился с сыном Руфи. На прощание он обнял обоих своих гостей.