Париж — всегда хорошая идея - [47]

Одна мысль о том, что в больницу явится обиженная на жизнь Тереза с ее мужем-всезнайкой и избалованным до невозможности сынком, заставила Макса побледнеть.

Мсье «Бац», который на самом деле звался профессором Паскалем, улыбнулся:

— Ну что вы, мсье Марше! Не волнуйтесь! Это рутинная операция. Ничего опасного для жизни! Через два-три часа вы будете как новенький, обещаю вам!

Пока Макс не мог похвастаться, что чувствует себя как новенький. Три дня назад ему сделали операцию, но голова еще страшно трещала, да и бедро болело так, что отдавало в колено. Он лежал под капельницей, с иглой, воткнутой в вену на тыльной стороне кисти, и благодаря этим вливаниям ему все-таки понемногу становилось лучше.

Больничный распорядок, правда, не располагал к скорому выздоровлению. Покоя тут было еще меньше, чем дома, когда там орудовала Мари-Элен. Даже ночью каждые два часа открывалась дверь, ему измеряли давление, меняли флакон с раствором, хватали за руку, брали кровь (излюбленная процедура, которая производилась особенно часто), и если после всего этого пациент еще не просыпался окончательно, в лицо ему светили фонариком, чтобы убедиться, что он не умер.

Что ж, Макс Марше был еще жив, но он не мог спать.

В шесть утра в его палату врывался отряд уборщиц. Прелестные женщины с Берега Слоновой Кости за мытьем пола болтали и хохотали, то и дело тыкая шваброй в ножку кровати.

— Ах, простите, пожалуйста! — говорили они и снова принимались болтать и хихикать, перебрасываясь, как ему казалось, звукоподражательными фразами.

Эти чудесные африканки приходили хорошо выспавшимися. «Немудрено им сохранять хорошее настроение», — сердито комментировал про себя Макс, задаваясь в то же время вопросом, когда же и он сподобится такого счастья.

После отряда уборщиц приходила сестра-практикантка Жюли и с улыбкой вносила немудрящий завтрак с таким жидким кофе, какого он нигде и никогда раньше не видывал. Уходя, она всегда показывала рукой на блюдечко с таблетками:

— Не забудьте, мсье Марше!

Затем приходила палатная сестра.

— Как дела, мсье Марше? Как мы сегодня себя чувствуем? Мы хорошо спали?

— Не знаю, как вы спали, сестра Ивонна, — ворчал Макс. — А что до меня, то я вообще не спал. Да и как можно спать, когда тебе все время мешают.

— Вот и прекрасно! Тогда мы сегодня немножко походим, мсье Марше, и вам сразу будет получше, — заявляла сестра Ивонна с улыбкой во весь рот. — On y va?[42]

Ее бодрое настроение было несокрушимо.

Не слушает она его, что ли? Или глухая? Или здесь работают человекоподобные роботы, которые с виду похожи на женщин, а на самом деле действуют по заложенной в них программе?

Макс подозрительно покосился на коротко стриженную блондинку, которая как раз надевала на его руку манжету, чтобы затем с сумасшедшей энергией накачать ее воздухом. Сощурив глаза, она пристально уставилась на свой аппарат и стала накачивать воздух снова.

— Что-то давление высоковато, — сказала она. — Ничего, сейчас мы его собьем!

Она кивнула головой и улыбнулась своей решительной улыбкой, глядя на которую Макс ни минуты не сомневался, что никакое давление не посмеет спорить с указаниями сестры Ивонны. «Сейчас мы его собьем!» Несмотря на раздражающее «мы», это все же действовало успокоительно.

Он не поверил своим ушам, когда явившаяся через десять минут женщина-физиотерапевт сказала, что сейчас они «походят».

— Это, наверное, недоразумение, — сказал Макс. — Мне только позавчера сделали операцию.

Он нахмурил лоб так, что между бровей пролегла глубокая вертикальная складка. Ему не раз приходилось слышать, что в больнице могут перепутать пациентов. Учитывая это, надо было еще радоваться, что ему вместо бедренного сустава не поменяли сердечный клапан.

— Нет, мсье Марше, никакой ошибки, все так. — Она бодро посмотрела на него из-под блондинистой челочки а-ля Джин Сиберг[43] и улыбнулась. — В наши дни пациентов поднимают с кровати сразу после операции. Вам дали полежать подольше, принимая во внимание, что у вас было сотрясение мозга.

Интересно, ему показалось или в ее улыбке мелькнул садистский оттенок?

— Давайте походим, мсье Марше, у нас получится!

Но ходить с ходунками пришлось только ему.

Короче, после трех дней в больнице Макс ни о чем не мечтал так горячо, как о родной кровати и лицах знакомых людей, не принадлежащих к больничному персоналу. При отправке в больницу Себастьяно сообразил захватить с собой плащ своего работодателя, в кармане которого, по счастью, лежал телефон, и в субботу вечером, пользуясь тем, что аккумулятор хотя и был на последнем издыхании, но все-таки еще не совсем разрядился, Макс успел позвонить Розали Лоран, и та обещала к нему приехать.

Слава богу, доктор «Бац» — он же профессор Паскаль — обещал, что к концу недели его отпустят домой, если он будет прилежно упражняться и показатели окажутся в норме.

— Давление у нас все еще высоковато, мсье Марше, — сказал он во время утреннего визита, озабоченно заглянув поверх спущенных на кончик носа очков в историю болезни, а Макс на это ответил:

— Неудивительно, если ночью тебе не дают спать!

Он сам заметил, что на бездумное употребление слова «мы» у него развилась настоящая аллергия, как, впрочем, и на то и дело открываемые двери, на выключатели, которые все время включают и потом забывают выключить, а главное, на это мерзкое, не прекращающееся ни на минуту скрипение резиновых подошв, которые подкрадываются к тебе справа и слева и при каждом шаге присасываются к липучему полу (черт знает, чем они тут моют этот линолеум), как присоски человека-паука, чтобы затем с громким чваканьем от него отлепиться.