Париж — всегда хорошая идея - [34]

Эта дуреха и впрямь, холодно улыбнувшись, оставит его за закрытой дверью. Он увидел, как она преспокойно возвращается за кассу.

— Эй! Откройте сейчас же! Черт знает что! Мой бумажник остался у вас в лавке. Немедленно верните мне бумажник! Вы слышите?

Розали Лоран совершенно очевидно не желала его слушать. Она еще раз обернулась и, показав Роберту Шерману со злорадной улыбкой средний палец, погасила свет и пошла по винтовой лестнице наверх.

В эту ночь Роберт Шерман спал как убитый. Вернувшись несолоно хлебавши в «Каштановую гостиницу» и дотащившись по лестнице до своего номера на пятом этаже (лифт по-прежнему не работал, в утешение ему был обещан наутро бесплатный завтрак), он еле набрался сил, чтобы послать Рейчел сообщение: «Привет, Рейчел! Благополучно прибыл на место. Париж полон неожиданностей, загадок и наглецов. Потерял бумажник и познакомился с настоящей стервой-француженкой. Подробности завтра. Жутко устал. Твой Роберт».

В комнате было душно. Роберт распахнул окно и погасил свет. В темноте перед ним серела в двух метрах от окна противоположная стена, похожая на гигантский киноэкран.

11

Вечером Розали еще долго сидела на крыше у себя под окном, вспоминая события этого странного дня. Ночь была теплой, бледную луну закрыло тонкое темно-серое облачко.

Рене, не дождавшись ее, уже лег спать.

— Не забивай себе голову! Этот ненормальный американец попсихует и успокоится. Чокнутый какой-то. А если это никак не дает тебе покоя, так возьми и позвони Марше, спроси его. — Он потрепал ее по волосам. — Давай уж ложись тоже, cherie![28]

Розали покивала и прислонилась головой к стенке. Сейчас бы в самый раз выкурить сигаретку, но под благотворным влиянием Рене она бросила курить. Или по крайней мере, пыталась бросить, так что у нее редко когда были в доме сигареты.

Она вздохнула и подняла взгляд к ночному небу. Удивительно, какой оборот принял этот день, начавшийся так хорошо. На смену утреннему подъему пришло ощущение растерянности.

В восьмом часу этот ужасный американец вдруг снова заявился в лавку, поднял крик и долго скандалил под дверью. Она не поняла почти ни слова из того, что он кричал, только видела, что он во что бы то ни стало хочет, чтобы его впустили в лавку. Причем явно не для того, чтобы извиниться. Может, он уже принес с собой и заявление в суд.

Она довольно посмеялась, вспомнив, какой дурацкий вид был у американца, когда он понял, что она и не собирается отпирать лавку.

После того как Шерман перестал сотрясать решетку и, изрыгая ругательства, которые, к счастью, едва доносились к ней наверх, отправился восвояси, ей стало ясно, что она имеет дело с холериком, не умеющим сдерживать свои эмоции. Но уж это не ее проблема!

— Жаль, меня при этом не было! — сказал ей Рене, когда она за ужином рассказала ему про бешеного американца — психопата, который дважды за один день срывал на ней свою злость. Сначала он обвинил ее в плагиате, а затем в приступе ярости своротил стойку с открытками. — Уж я бы проучил его с превеликим удовольствием!

«Да, жаль», — подумала Розали, пригубливая вино. Схватка между крепким, хорошо тренированным Рене и долговязым, но хилым, по сравнению с ним, противником, который совершенно не похож был на члена легендарной нью-йоркской команды «Ред Сокс», быстро бы успокоила нахала. И все-таки в этом было что-то странное. Либо у этого типа действительно не все дома, либо… То, что стояло за этим «либо», пробудило у нее смутное беспокойство. Ведь каким бы маловероятным это ни казалось, но то, что вызвало у незнакомца приступ такой ярости, могло быть выражением глубокого возмущения, праведного, так сказать, гнева. На первый взгляд он отнюдь не производил впечатления сумасшедшего психопата, призналась себя Розали. Скорее у него был тогда удивленный вид.

Но как бы там ни было, а его обвинение звучало чудовищно. А уж о тоне, в каком оно было высказано, и говорить нечего!

Розали при всем желании не могла себе даже представить, чтобы Макс Марше занимался плагиатом. Она хорошо помнила тот вечер в «Жюль Верне», когда он подарил ей первый экземпляр «Синего тигра», и какую гордость в ней вызвала трогательная надпись «Посвящается Р.». И как он был смущен, когда она стала благодарить его за оказанную ей честь.

Она покачала головой. Никто не может так притворяться! Она увидела перед собой глаза старого писателя, которые вдруг загорелись необыкновенным светом. Так не может выглядеть нечестный человек.

Затем она привстала, ей пришла в голову неожиданная мысль. Шерман ведь, кажется, говорил, что знает эту сказку уже много лет, «с пяти лет, если быть точным»? На ее взгляд, сейчас ему было под сорок. Между тем Макс Марше прислал ей современную компьютерную распечатку, а это означало, что историю про синего тигра взрослый человек не мог знать с пятилетнего возраста. И как вообще понимать слова, что это, дескать, его история? Не мог же заносчивый адвокат написать ее, когда ему было пять лет? Все это было очень непонятно.

Розали наклонилась и обхватила колени руками. Разве что только… разве что только тут был один общий источник, к которому и тот и другой имели доступ. Вполне возможно, что существует старая сказка про синего тигра. Она задумчиво кивнула и нахмурила лоб. Но и тогда все равно не может быть так, чтобы эта история, как утверждал возмущенный нью-йоркский адвокат, совпадала с ней слово в слово.