Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [5]
— Ну да же, да! — встрепенулась она вдруг. — Конечно, вы не можете всех устраивать.
— Не могу, хотя мне очень жаль безработных, особенно одиноких девушек.
— Но, дорогой, вы не в состоянии взять их к себе, кормить и одевать, — заметила мадам Шупо тоном чрезвычайно рассудительным.
— Не в состоянии, — сказал дядя, решительно глотнув последнюю каплю вина.
— Кстати, — сказал он, обернувшись ко мне и как бы вспоминая о моем присутствии. — Ты еще, кажется, не видала нашей новой гостиной, дитя мое?
— Нет, — сказала я.
— О, так посмотрим же! — обрадовался дядя, вставая из-за стола. — Настоящий Людовик XIV, музейная мебель. Лувр и Фонтенбло подрались из-за нее. Но получил ее я. Настойчивость!
— Всего хорошего, дядя! — сказала я, тоже вставая.
— А кофе? — спросила мадам Шупо. — А кофе, милочка?
— Я не пью кофе — и спешу: боюсь опоздать.
— Да, опаздывать вообще не следует, — заметил дядя. — Вот знаете, дорогая, один мой знакомый вечно всюду опаздывал. Однажды он опоздал на одно важнейшее заседание, разорился и покончил с собой.
— Какой ужас! — воскликнула мадам Шупо.
В передней стояла Виргиния, держа мой чемодан наготове.
— Всего хорошего, дитя мое! — сказал дядя Филипп, широко улыбаясь и широко раскрыв дверь.
Анжело Ассурдия высок и худ. У него желтые длинные руки, желтое длинное лицо, желтый длинный нос. Он одевается со вкусом посредственным — галстук и носки под цвет. Неважный журналист, веселый собутыльник, лентяй и болтун.
Колетт Берси — высокая, костлявая, с челкой, прикрывающей лоб, с острым носиком. Мы вместе кончили лицей. Потом я потеряла ее из виду. Однажды случайно встретила в кафе. Она мне представила Анжело. Он мне показался некрасивым, даже страшным: Будда в зеленовато-сером костюме. Потом мы подружились.
Колетт и Анжело познакомились на каком-то студенческом балу. Они танцевали всю ночь. Под утро Анжело повел ее в ресторан «Табарен», на Монмартре. Когда рассвело, они вышли на площадь Пигаль, усталые и сонные. Он усадил ее в машину и поцеловал в губы. От него пахло потом и вином. Она вернула поцелуй. Тогда он повез ее к себе.
В ту пору Ассурдия был еще богат. Он имел квартиру на авеню Сюффрен, желтый «кристлер-сикс»[2] и бриллиантовые запонки.
Колетт бросила университет и купила себе каракульчовую жакетку. Они пили и кутили страшно, шатаясь всю ночь из кабака в кабак. Днем они слушали патефон, спали и любили друг друга. Время от времени Анжело писал очерк и посылал его в Мадрид. Ежемесячно из Гватемалы, родины Ассурдия, приходил аппетитный чек.
Жизнь была прекрасна. Анжело был ярый республиканец.
Потом подкатился кризис. Потом случилось землетрясение в Гватемале — погибло несколько кофейных плантаций. Пришлось продать «кристлер» и бриллиантовые запонки.
Старик Ассурдия, сухой, кривоногий испанец, написал сыну, чтоб тот возвращался домой. Анжело ответил, что этому не бывать. Тогда написала мать.
«Анжело, ангел мой, — писала старушка, — неужели ты забыл свою родину? Неужели ты забыл, что тебя ждет чистая девушка, твоя невеста, и что она пойдет в монастырь, если ты не вернешься?»
Анжело нахмурился. Действительно, он совершенно забыл, что в Гватемале его ждала невеста. Но он твердо решил не возвращаться. Он любил Париж, ночные рестораны, Колетт. К тому же какую-то ничтожную сумму отец все же высылал. Правда, в былое время ее едва хватило бы на тряпки Колетт. Теперь нужно было жить на эти деньги. Расставаться же с квартирой на авеню Сюффрен тоже до черта не хотелось. Паршивая началась жизнь. Анжело стал подумывать о социализме.
Я позвонила. Мне долго не открывали. Потом зашлепали туфли, и носик Колетт просунулся в щелку. Увидев меня, она распахнула дверь.
— О, Жанин! Я рада тебе! — сказала Колетт.
Колетт была растрепана. Рукава ее пижамы свисали до колен.
В передней и комнате стоял полумрак. Ассурдия лежал на тахте, прикрытый пледом. Из-под пледа торчали голые волосатые ноги. Вероятно, Анжело был голый под пледом. Он сопел. Валялись газеты, окурки, оранжевая рубашка и панталончики Колетт.
— Опять кутили? — спросила я.
— О нет! — ответила Колетт печально. — Мы больше не кутим.
— Мы больше не кутим, — сказал Ассурдия, не поздоровавшись со мной, и снова засопел.
— Мы стали ужасно бедные! — жалобно заныла Колетт. — Вот подумай, Жанин: у нас совершенно нет чистого белья. Чтоб пойти тебе открыть, мне пришлось стянуть пижаму с Анжело. Правда…
Мы помолчали.
— Что это? — спросил вдруг Анжело.
Он посмотрел на мой чемодан.
— Это, — сказала я, — чемодан. Самый обыкновенный.
— А, — сказал Анжело, зевнув, — тебя турнули из твоего богоугодного заведения?
Я опустила глаза.
— Ты что же, к нам заехала, а? — спросил Анжело строго.
Колетт быстро взглянула на меня, но промолчала. Ведь она здесь была лишь «маленькой подругой» и не могла распоряжаться ничем.
— Ну что ж, и оставайся, — сказал Анжело и потянулся. — Только жрать нечего.
Я сказала горячо: «Спасибо, Анжело!» — и полезла за носовым платком.
— Дура! — сказал Анжело.
Колетт меня поцеловала.
Я вспомнила то время, когда здесь были цветы, конфеты, пунш.
По воскресеньям мы с Колетт прибегали из магазина с пакетами, вызывали мадам Мари, дочь консьержки, и готовили обед. Приходили толстый Пако и веселый Эдди Уолтер. Эдди делал салат и показывал фокусы с салфеткой и стаканом.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
Владимир Фромер — писатель, журналист, историк. Родился в Самаре. В 1965 году репатриировался в Израиль. Участвовал в войне Судного дня. Был ранен. Окончил исторический факультет Иерусалимского университета. В 2004 году совместно с Марком Зайчиком был удостоен премии Федерации союзов писателей Израиля. Автор книг «Кому нужны герои», «Реальность мифов», «Солнце в крови», «Чаша полыни», «Хроники времен Сервантеса». В книге «Ошибка Нострадамуса» несколько частей, не нарушающих ее целостности благодаря единству стиля, особой ритмической интонации, пронизывающей всю книгу, и ощутимому присутствию автора во всех описываемых событиях. В первую часть ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ входят философские и биографические эссе о судьбах таких писателей и поэтов, как Ахматова, Газданов, Шаламов, Бродский, три Мандельштама и другие.
Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.