Париж с нами - [5]

Кстати, тут возникает еще один вопрос: имеет ли Альфонс право давать теперь работу Максу? Вот каково приходится Альфонсу: что ни шаг — то вопрос, а товарищи не всегда принимают это в расчет. Они ведь думают — завидное у Альфонса местечко, раз он за него держится. А на самом-то деле он и держится за него только ради них. На его долю выпала, если можно так выразиться, нелегкая миссия, да, да, именно миссия. Многие на его месте давно бы на все наплевали: хотят ребята достать работу — пусть сами расшибаются в лепешку. В конце концов, пусть тот, кто думает, что сумеет повести дело лучше, чем Альфонс, попробует стать на его место. Так он им и заявит. Он мог бы и еще сказать… Ведь он жертвует собой. Не хватает только, чтобы его в придачу ко всему еще и крыли…

По правде говоря, его пока никто ни в чем не упрекнул, хотя бы потому, что он за все утро ни с кем и словом не обмолвился. Но сам с собой Альфонс сегодня говорит не переставая: задает себе вопросы, тут же на них отвечает и так далее…

Шла бы речь об оружии, другое дело, но на пароходе-то всего-навсего горючее! Как будто впервой разгружать бензин, хотя бы даже и американский. Совсем еще недавно, после Освобождения… Но о чем говорить? Товарищи считают, что пароход не надо разгружать? Так кто им мешает отказаться? И какое значение имеет — Альфонс или кто-то другой набирает рабочих? Просто формальность. Чистая формальность. Вот именно. И нечего пытаться сваливать на него ответственность. Он тут ни при чем. Ни с той, ни с другой стороны… Ну хорошо, он набирает грузчиков, а что из этого следует? Ровно ничего. Ведь он-то никого не заставляет работать. Но предположим даже, что он сегодня откажется. Его место займет другой. Что мы от этого выиграем? Только то, что у коммунистов не будет своего подрядчика. Этим все и кончится. Так-то оно так… А однако и то, что Робер отсутствует, и то, что набор будет производить коммунист… всего этого вполне достаточно, чтобы заставить колебаться многих докеров.

Положение и без того сложное: будь на пароходе не горючее, а оружие, все было бы гораздо проще… А теперь тот, кто еще не принял твердого решения отказаться от этой работы, сумеет найти целую кучу отговорок и оправданий, вплоть до самого убедительного для себя довода: какое же тут преступление, раз речь идет только о горючем, ведь оно может быть использовано и для мирных нужд… Как раз об этом и идут сегодня самые горячие споры в бараке ЦБРС.

* * *

— Оружие-то они привезти не посмели. Сами понимают, что тут бы их оставили с носом!

— А горючее? Ведь это одно и то же.

— Как всегда, тихой сапой действовали.

— На то они и янки.

— У лисы и повадки лисьи.

— Конечно, если так рассуждать, то все для войны. А как же тогда жить?

— Вот уж ни за что не поверю, что ты и вправду так думаешь! Ну хорошо, по-твоему, куда денут тот бензин, который ты выгрузишь? Куда? Ну-ка говори!

— Откуда я знаю!

— Не знаешь? Неужели не знаешь? Брось ты притворяться!

— Ну, наверно, на склад, куда ж еще?..

— Вот то-то и оно. Отвезут к себе на склад. Этим все сказано.

— На склад уж известно зачем везут.

— Ладно. Но как же тогда разобраться, чего можно, а чего нельзя?

— Да ведь их бензин — не обыкновенный бензин.

— Откуда ты это взял? Нюхал его, что ли?

— Я ведь о чем говорю? Этот бензин не для гражданского населения. И будешь ты его считать обыкновенным или нет — это дела не меняет. Тут и нюхать нечего.

— А ты как решил? Пойдешь или нет?

— Да дело ведь не во мне. Или все пойдут, или никто.

— Вот Робер и должен был сказать свое слово. И куда только он запропастился?

— Надо, чтобы все отказались. Это проще всего.

— Остерегайся шпиков, они — как мошкара, так и вьются вокруг.

— Сейчас вроде не сезон.

— Однако их здесь наверняка не меньше, чем охранников.

— А я никогда не скрывал своих убеждений. Всегда вслух говорю все, что думаю. Пусть попробуют сунуться!

— А ведь и правда, сколько незнакомых морд!

— Чего зря на людей клепать, может это все безработные.

— Прилетели на огонек префекта.

— А ты поставь себя на их место. Может, и ты поступил бы, как они.

— Чтобы я выхватил чужую работу! Никогда в жизни!

— Работа работе рознь.

— Ну уж это я не могу назвать работой.

— Ты не хочешь поставить себя на их место, говорю я тебе.

— Хватит того, что они собираются встать на мое.

— Почему ты так решил? Когда ты сегодня утром пришел в порт, ты знал, что тебя ждет? Нет? Ну и они тоже не знали. Сперва посмотри, как они поступят, а потом уж обвиняй!

— А помнишь, как было с грузовиками для Индо-Китая? Та же самая история.

— Да и с коньяком тоже!

— Ну, тогда-то все было ясно.

— Ясно-то ясно, а все же пришлось объяснять, что если ружья убивают людей, то грузовики перевозят тех, кто убивает, и тех, кого посылают на смерть.

— А коньяком их спаивают…

— И они перестают соображать, что делают.

— А знаешь, иногда бутылка коньяку может убить больше народу, чем ружье…

— Но с горючим-то все еще более понятно.

— Для этого не надо учиться в Сен-Сире.

— Хорошо, если ты понимаешь, а вот есть…

— Да и потом, какой смысл отказываться, если тебя заменят другие?

— Я про то и говорю: или всем идти, или всем отказаться.