Парикмахерские ребята - [16]

В тот день пошел снег. Он принялся с самого утра, падал до вечера, а вечером начал таять. И на улицах стало грязно, совсем как весной. А на следующий день вдруг резко потеплело и еще днем позже стало сухо, солнечно и почти жарко — кусочек лета в конце октября.

Геннадий купил билет на ночной поезд и возвращался с вокзала домой. Впереди еще был весь день, чтобы неторопливо собраться, уложить вещи и подумать об отдыхе: об идиллической жизни в деревне, о рыбалке, о прогулках в лесу… Возле самого подъезда он увидел мотоциклиста.

Мотоциклист только что приехал. Он вынул из замка ключ, снял краги и теперь стаскивал с головы шлем. Под шлемом оказалась лысина, гладкая, но не лоснящаяся, а свежевыбритая, совсем такая же, как у Геннадия…

В воздухе неслышно и незримо разорвалась бомба. Шлем! Вот оно, решение! Решение его проблемы. Решение, примитивное до смешного.

Нет, не зря говорят, что все гениальное — просто. Но, чтобы найти это гениальное решение, потребовался случай. Только случай, а все раздумья оказались бессильны.

И как это он раньше не догадался, что воздействовать надо на всю поверхность черепа, то есть на весь мозг одновременно: равномерный заряд, равномерная бета-активность, равномерная напряженность магнитного поля — и только так можно создать завершенную модель счастья! Идея была настолько очевидной, что сомневаться в ее правильности не приходилось.

Про билет на поезд Геннадий забыл мгновенно — какой уж там билет! — он даже домой заходить не стал, а сразу сел на троллейбус и поехал в спортивный магазин. Мотошлемы в продаже, к счастью, были.

Выходя на улицу с покупкой, он улыбался широкой счастливой улыбкой, нимало не заботясь о том, что могут подумать люди. Все так же улыбаясь, стоял он на троллейбусной остановке. Нужного троллейбуса долго не было. Из очередного ненужного троллейбуса выскочил здоровенный молодой парень со скучающей холеной мордой и, зазевавшись, наступил на ногу маленькому мужичонке неопределенного возраста, стоявшему рядом с Геннадием. Мужичонка был неопрятно одетый, взъерошенный, глазки его дико бегали, а голова подергивалась, видимо, от нервного тика. Неприятный был мужичонка и вместе с тем какой-то очень жалкий. От нанесенной ему обиды он прямо взвился.

— Ну, ты! — он заорал, яростно тыча кулачком в грудь верзилы. — Смотри, куда прешь!

Верзила не остался в долгу.

— Полегче на поворотах, папаша! — огрызнулся он и брезгливо оттолкнул жалкого мужичонку.

Тот отлетел шагов на пять, потерял равновесие и шлепнулся на асфальт. Однако вскочил с необычайной резвостью и, размахивая руками, кинулся на обидчика. А верзила, похоже, умел драться. Мужичонка наткнулся на его кулак и расквасил нос, но даже после этого не успокоился, а снова, с удвоенной энергией, как звереныш, бросился в бой. И тогда верзила рассвирепел. С гестаповской методичностью он бил мужичонку по лицу именно по лицу, только по лицу и, брезгливо морщась, вытирал кровь со своего кулака о его плащ. Он бил до тех пор, пока мужичонка не упал окончательно, а тогда он поднял его, усадил на скамейку и удалился с видом человека, исполнившего свой долг.

Всю эту сцену Геннадий наблюдал в каком-то странном оцепенении.

Он не мог объяснить точно, почему не вмешался, почему вообще никто не вмешался. Скорее всего, просто потому, что неправы были оба, вступаться было не за кого, а прекращать драку, лишь бы прекратить, никому было неохота. Геннадий поймал себя на мысли, что во время этого безобразного избиения у него совсем не было злости ни на кого, а была только гадливость, отвращение к обоим сразу.

Подошел троллейбус. Геннадий сел в него, посмотрел на шлем у себя в руках и вспомнил, куда он едет. На душе все еще было мерзко. Окружающий мир все еще держал его в своих грязных липких ручищах. Но теперь он уже знал, как вырваться из этого жуткого плена. И он ощутил страстное, неодолимое желание как можно скорее сесть в кресло УАНа, воткнуть в вены иголки и погрузиться в сон, в сладкий, спасительный сон. Он ненавидел все вокруг, ненавидел яростно, как никогда. Но это была уже другая ненависть — снисходительная ненависть победителя.

«Страшный мир, ты больше не властвуешь надо мной, — подумал Геннадий Бариков. — Спасибо лысому мотоциклисту».

5. Хорошо быть биофизиком!

Весь день Геннадий трудился не покладая рук, и к вечеру шлем был готов. Его внутреннюю поверхность он выложил активным слоем, а от многочисленных проводков, которые тянулись через дырочки в пластмассе, шлем казался волосатым. Этакая искусственная шевелюра за неимением натуральной.

«Все», — подумал Геннадий, но вдруг почувствовал, что страшно голоден, и решил все-таки отложить на часок испытание. Он сделал себе яичницу, как любил, с ветчиной, с помидорами и с сыром одновременно, сварил кофе и неторопливо поужинал. Мысли настойчиво кружились вокруг одного-единственного вполне праздного вопроса: «Что же теперь будет?» — и Геннадий, чтобы развеяться, включил телевизор. Шла программа «Время», дикторы спокойно рассказывали о событиях в стране и на планете в целом. По стране широко шагала перестройка, свежий ветер перемен бодро посвистывал в затхлых лабиринтах прошлого, но при этом то и дело что-то где-то взрывалось и тонуло, а кровь безвинных текла, как и раньше, только теперь по другим причинам. На планете же в целом все и вовсе было по-прежнему: народы и государства жаждали мира, даже начали одной рукой — впервые в истории! — уничтожать ракеты, но одновременно другой рукой лихорадочно вооружались новыми, никому не ведомыми и гораздо более чудовищными средствами, а едва поклявшись друг другу в любви навеки, тут же начинали исходить желчью в злобной пропаганде.