Парик моего отца - [49]

Шрифт
Интервал

* * *

— В жизни такого не видел, — говорит оператор Фрэнку. — Картинки опять появились, только проходят вверх тормашками.

— Ну так встань на голову, сложно, что ли, — говорит Фрэнк.

* * *

— Здоровенный такой конец с набухшей веной, а я говорю: «Ну пожалуйста, дай мне только сбегать в туалет, мне надо сходить, через минутку вернусь, обещаю, обещаю», а он молчит себе, а я не могу пошевелиться, а этот здоровенный конец с тупой мордой работает себе.

— Отмотай назад, — говорит Маркус.

* * *

— А-а-ай! — вопит министр, покамест гримерша рассматривает зажатый пинцетом клок волос. Его тело в кресле каменеет, рука под юбкой гримерши сжимается в кулак.

— Ах ты СУКА! — кричит он, и человек из спецслужбы вбегает в комнату с пистолетом в руке.

* * *

Джо проверяет свой секундомер, отсчитывая промежутки по запасному секундомеру. Затем проверяет оба секундомера по новой. Один из них врет.

* * *

Из гримерной слышится вопль. Человек из спецслужбы роняет сэндвич. Тратит три длиннющих секунды на то, чтобы вытащить из кобуры пистолет. Вопли прекращаются. Выбив ногой дверь, он берет людей в комнате на мушку. Пистолет стреляет. Одно из зеркал разбивается вдребезги, и лицо Эдель падает на стол.

* * *

— Физически, — говорит Фрэнк. — Физически переверните камеру вверх ногами.

Пара ступней проходит по потолку в верхней части кадра, затем, кувыркнувшись, идет по полу.

* * *

— Целуется он гениально. Я хочу сказать, классически. И вот он говорит: «Слушай, давай-ка шевелись», я ведь не особо хотела рассказывать вам правду, но с ним — это полный отпад, серьезно. Как во всех этих россказнях — «русские руки», «римские пальчики»! Ну ладно. Ночь была замечательная. Теплынь необыкновенная. «Хер с ними со всеми», — говорит он. «Пошли купаться», — говорит он. «Все спят. Вообрази — мы с тобой последние живые люди на свете».

— Чего-о? — говорит Маркус.

* * *

Джо синхронизировала свои секундомеры. Она кладет руку на плечо Фрэнка.

* * *

— Всем не двигаться, — говорит человек из спецслужбы. — Иначе стрелять буду.

В дальней части комнаты стоит мужчина с грязной простыней в руках. — Давай. Ну давай же, — говорит он. Человек из спецслужбы смотрит на пол, где, огибая ножку одного из кресел, вьется змея. Направляется она в его сторону.

— Это всего лишь змея, — говорит мужчина. — Не мог же я в сортире ее бросить.

Змей человек из спецслужбы боится.

* * *

Я влетаю в гримерную. Мишель косится на меня довольно-таки злобно и указывает глазами на парня, сидящего на полу со змеей. Все держатся, как истые профессионалы.

— Дэвид, верно? — говорю я, пожимая его руку. — Что вас сюда привело? Хотите Патрика вазелином смазать? — (это змею так зовут: Патрик).

* * *

И все это перед самым эфиром. Стивен во всем обвинил Патрика, что было вполне предсказуемо. Кого ему винить, как не змею?


Я поднимаюсь в гостевую.

— Ну как, Эдель? — говорю я. — Готова?

— У меня колготки поехали, — говорит она.

Телевизор в углу включен. Эдель переключается на «Три, два, один», где Кэрол проводит арифметическую блиц-игру.

— В арифметике она сечет, как бог, — говорю я просто чтоб не молчать.

— Почему она вечно беременная? — говорит Эдель. — В смысле, когда ей рожать?

И действительно, когда б ты ее ни видел, Кэрол из «Три, два, один» все еще беременна. Весь год ходит на восьмом месяце.

— Они записывают все выпуски скопом, — говорю я. — Записывают штук двадцать за неделю, а потом вразброс показывают.

— Ага, ясно, — говорит Эдель. Но она мне не верит. Она смотрит на Кэрол, которая не может счесть лишь одного — оставшихся дней, словно все эти числа в ее голове вытеснили горстку чисел из живота. И мы обе смотрим на холмик под платьем Кэрол, где месяц за месяцем сидит младенец, сидит на телеэкране, по своему обыкновению, счастливый. Не покоряясь времени.

ТАК ДЕРЖАТЬ

Короче: третья камера по-прежнему вверх тормашками, а мы ШЕВЕЛИМСЯ-НЕ-ЗЕВАЕМ. Согласно полученным указаниям.

До начала пятнадцать секунд.

Даешь запасной план. Начинает четвертая — общий сверху, затем третья — общий. Извините, оговорилась.

Вторая — общий. Вторая — общий. Проверь ее.

Проверьте. Проверьте.

Первая — средний Дамьена, четвертая — аплодисменты.

Говорит Первая. Только что встал с ног на голову. Фрэнк.

Сама вижу. Сама вижу. Запасной план номер два. Общий сверху — четвертой. Вторая — общий и тут же панорамируй на Дамьена, наездом — средний. Действуй по своему усмотрению, Мик. Проверил?

Проверяю. Проверяю.

Десять секунд до заставки. Студия два — пресс-службе. Ориентир — документалка о плетении корзин.

Две камеры сдохли. Оживите хоть одну, и мы выдюжим.

Эй, Фрэнк!

Да, вижу. Вижу. Вторая тоже кверху лапками. Эфир под нами рвется.

Семь секунд. Шесть. Включаю оба вэтээра.

Мы падаем, падаем!

Пошли вэтээры. На первом — заставка, на втором — корзины.

Пожалуйста, проверьте, не покосился ли штатив. Стоп, не надо. Можно ведь перевернуть исходящий сигнал! Только исходящий. ИСХОДЯЩИЙ ПЕРЕВЕРНИТЕ! Вот. Три камеры есть. Поехали.

Идет вэтээр!

Дуйте! С заставки — третья общий, вторая — жирного паршивца. Извиняюсь. Первая, ты берешь аплодисменты и общие, потом наездами — парней во время игры.

Двадцать секунд до прямого эфира.


Еще от автора Энн Энрайт
Актриса

Новая книга обладательницы Букеровской премии Энн Энрайт рассказывает историю дочери, пытающейся распутать полное тайн и загадок прошлое своей матери, легенды ирландского театра.


Забытый вальс

Новый роман одной из самых интересных ирландских писательниц Энн Энрайт, лауреата премии «Букер», — о любви и страсти, о заблуждениях и желаниях, о том, как тоска по сильным чувствам может обернуться усталостью от жизни. Критики окрестили роман современной «Госпожой Бовари», и это сравнение вовсе не чрезмерное. Энн Энрайт берет банальную тему адюльтера и доводит ее до высот греческой трагедии. Где заканчивается пустая интрижка и начинается настоящее влечение? Когда сочувствие перерастает в сострадание? Почему ревность волнует сильнее, чем нежность?Некая женщина, некий мужчина, благополучные жители Дублина, учатся мириться друг с другом и с обстоятельствами, учатся принимать людей, которые еще вчера были чужими.


Рекомендуем почитать
Твоя Шамбала

Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».


Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Банщик

Выдающийся чешский писатель, один из столпов европейского модернизма Рихард Вайнер впервые предстает перед русским читателем. Именно Вайнер в 1924 году «открыл» сюрреализм. Но при жизни его творчество не было особенно известно широкой аудитории, хотя такой крупный литературный авторитет, как Ф. К. Шальда, отметил незаурядный талант чешского писателя в самом начале его творческого пути. Впрочем, после смерти Вайнера его писательский труд получил полное признание. В 1960-е годы вышло множество отдельных изданий, а в 1990-е начало выходить полное собрание его сочинений.Вайнер жил и писал в Париже, атмосфера которого не могла не повлиять на его творчество.


Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии

Жак Рубо (р. 1932) — один из самых блестящих французских интеллектуалов конца XX века. Его искрометный талант, изощренное мастерство и безупречный вкус проявляются во всех областях, которыми он занимается профессионально, — математике и лингвистике, эссеистике и поэзии, психологии и романной прозе. Во французскую поэзию Рубо буквально ворвался в начале пятидесятых годов; не кто иной, как Арагон, сразу же заметил его и провозгласил новой надеждой литературы. Важными вехами в освоении мифологического и культурного прошлого Европы стали пьесы и романы Рубо о рыцарях Круглого Стола и Граале, масштабное исследование о стихосложении трубадуров, новое слово во введении в европейский контекст японских структур сказал стихотворный сборник «Эпсилон».