Парик моего отца - [49]

Шрифт
Интервал

* * *

— В жизни такого не видел, — говорит оператор Фрэнку. — Картинки опять появились, только проходят вверх тормашками.

— Ну так встань на голову, сложно, что ли, — говорит Фрэнк.

* * *

— Здоровенный такой конец с набухшей веной, а я говорю: «Ну пожалуйста, дай мне только сбегать в туалет, мне надо сходить, через минутку вернусь, обещаю, обещаю», а он молчит себе, а я не могу пошевелиться, а этот здоровенный конец с тупой мордой работает себе.

— Отмотай назад, — говорит Маркус.

* * *

— А-а-ай! — вопит министр, покамест гримерша рассматривает зажатый пинцетом клок волос. Его тело в кресле каменеет, рука под юбкой гримерши сжимается в кулак.

— Ах ты СУКА! — кричит он, и человек из спецслужбы вбегает в комнату с пистолетом в руке.

* * *

Джо проверяет свой секундомер, отсчитывая промежутки по запасному секундомеру. Затем проверяет оба секундомера по новой. Один из них врет.

* * *

Из гримерной слышится вопль. Человек из спецслужбы роняет сэндвич. Тратит три длиннющих секунды на то, чтобы вытащить из кобуры пистолет. Вопли прекращаются. Выбив ногой дверь, он берет людей в комнате на мушку. Пистолет стреляет. Одно из зеркал разбивается вдребезги, и лицо Эдель падает на стол.

* * *

— Физически, — говорит Фрэнк. — Физически переверните камеру вверх ногами.

Пара ступней проходит по потолку в верхней части кадра, затем, кувыркнувшись, идет по полу.

* * *

— Целуется он гениально. Я хочу сказать, классически. И вот он говорит: «Слушай, давай-ка шевелись», я ведь не особо хотела рассказывать вам правду, но с ним — это полный отпад, серьезно. Как во всех этих россказнях — «русские руки», «римские пальчики»! Ну ладно. Ночь была замечательная. Теплынь необыкновенная. «Хер с ними со всеми», — говорит он. «Пошли купаться», — говорит он. «Все спят. Вообрази — мы с тобой последние живые люди на свете».

— Чего-о? — говорит Маркус.

* * *

Джо синхронизировала свои секундомеры. Она кладет руку на плечо Фрэнка.

* * *

— Всем не двигаться, — говорит человек из спецслужбы. — Иначе стрелять буду.

В дальней части комнаты стоит мужчина с грязной простыней в руках. — Давай. Ну давай же, — говорит он. Человек из спецслужбы смотрит на пол, где, огибая ножку одного из кресел, вьется змея. Направляется она в его сторону.

— Это всего лишь змея, — говорит мужчина. — Не мог же я в сортире ее бросить.

Змей человек из спецслужбы боится.

* * *

Я влетаю в гримерную. Мишель косится на меня довольно-таки злобно и указывает глазами на парня, сидящего на полу со змеей. Все держатся, как истые профессионалы.

— Дэвид, верно? — говорю я, пожимая его руку. — Что вас сюда привело? Хотите Патрика вазелином смазать? — (это змею так зовут: Патрик).

* * *

И все это перед самым эфиром. Стивен во всем обвинил Патрика, что было вполне предсказуемо. Кого ему винить, как не змею?


Я поднимаюсь в гостевую.

— Ну как, Эдель? — говорю я. — Готова?

— У меня колготки поехали, — говорит она.

Телевизор в углу включен. Эдель переключается на «Три, два, один», где Кэрол проводит арифметическую блиц-игру.

— В арифметике она сечет, как бог, — говорю я просто чтоб не молчать.

— Почему она вечно беременная? — говорит Эдель. — В смысле, когда ей рожать?

И действительно, когда б ты ее ни видел, Кэрол из «Три, два, один» все еще беременна. Весь год ходит на восьмом месяце.

— Они записывают все выпуски скопом, — говорю я. — Записывают штук двадцать за неделю, а потом вразброс показывают.

— Ага, ясно, — говорит Эдель. Но она мне не верит. Она смотрит на Кэрол, которая не может счесть лишь одного — оставшихся дней, словно все эти числа в ее голове вытеснили горстку чисел из живота. И мы обе смотрим на холмик под платьем Кэрол, где месяц за месяцем сидит младенец, сидит на телеэкране, по своему обыкновению, счастливый. Не покоряясь времени.

ТАК ДЕРЖАТЬ

Короче: третья камера по-прежнему вверх тормашками, а мы ШЕВЕЛИМСЯ-НЕ-ЗЕВАЕМ. Согласно полученным указаниям.

До начала пятнадцать секунд.

Даешь запасной план. Начинает четвертая — общий сверху, затем третья — общий. Извините, оговорилась.

Вторая — общий. Вторая — общий. Проверь ее.

Проверьте. Проверьте.

Первая — средний Дамьена, четвертая — аплодисменты.

Говорит Первая. Только что встал с ног на голову. Фрэнк.

Сама вижу. Сама вижу. Запасной план номер два. Общий сверху — четвертой. Вторая — общий и тут же панорамируй на Дамьена, наездом — средний. Действуй по своему усмотрению, Мик. Проверил?

Проверяю. Проверяю.

Десять секунд до заставки. Студия два — пресс-службе. Ориентир — документалка о плетении корзин.

Две камеры сдохли. Оживите хоть одну, и мы выдюжим.

Эй, Фрэнк!

Да, вижу. Вижу. Вторая тоже кверху лапками. Эфир под нами рвется.

Семь секунд. Шесть. Включаю оба вэтээра.

Мы падаем, падаем!

Пошли вэтээры. На первом — заставка, на втором — корзины.

Пожалуйста, проверьте, не покосился ли штатив. Стоп, не надо. Можно ведь перевернуть исходящий сигнал! Только исходящий. ИСХОДЯЩИЙ ПЕРЕВЕРНИТЕ! Вот. Три камеры есть. Поехали.

Идет вэтээр!

Дуйте! С заставки — третья общий, вторая — жирного паршивца. Извиняюсь. Первая, ты берешь аплодисменты и общие, потом наездами — парней во время игры.

Двадцать секунд до прямого эфира.


Еще от автора Энн Энрайт
Актриса

Новая книга обладательницы Букеровской премии Энн Энрайт рассказывает историю дочери, пытающейся распутать полное тайн и загадок прошлое своей матери, легенды ирландского театра.


Забытый вальс

Новый роман одной из самых интересных ирландских писательниц Энн Энрайт, лауреата премии «Букер», — о любви и страсти, о заблуждениях и желаниях, о том, как тоска по сильным чувствам может обернуться усталостью от жизни. Критики окрестили роман современной «Госпожой Бовари», и это сравнение вовсе не чрезмерное. Энн Энрайт берет банальную тему адюльтера и доводит ее до высот греческой трагедии. Где заканчивается пустая интрижка и начинается настоящее влечение? Когда сочувствие перерастает в сострадание? Почему ревность волнует сильнее, чем нежность?Некая женщина, некий мужчина, благополучные жители Дублина, учатся мириться друг с другом и с обстоятельствами, учатся принимать людей, которые еще вчера были чужими.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Банщик

Выдающийся чешский писатель, один из столпов европейского модернизма Рихард Вайнер впервые предстает перед русским читателем. Именно Вайнер в 1924 году «открыл» сюрреализм. Но при жизни его творчество не было особенно известно широкой аудитории, хотя такой крупный литературный авторитет, как Ф. К. Шальда, отметил незаурядный талант чешского писателя в самом начале его творческого пути. Впрочем, после смерти Вайнера его писательский труд получил полное признание. В 1960-е годы вышло множество отдельных изданий, а в 1990-е начало выходить полное собрание его сочинений.Вайнер жил и писал в Париже, атмосфера которого не могла не повлиять на его творчество.


Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии

Жак Рубо (р. 1932) — один из самых блестящих французских интеллектуалов конца XX века. Его искрометный талант, изощренное мастерство и безупречный вкус проявляются во всех областях, которыми он занимается профессионально, — математике и лингвистике, эссеистике и поэзии, психологии и романной прозе. Во французскую поэзию Рубо буквально ворвался в начале пятидесятых годов; не кто иной, как Арагон, сразу же заметил его и провозгласил новой надеждой литературы. Важными вехами в освоении мифологического и культурного прошлого Европы стали пьесы и романы Рубо о рыцарях Круглого Стола и Граале, масштабное исследование о стихосложении трубадуров, новое слово во введении в европейский контекст японских структур сказал стихотворный сборник «Эпсилон».