Парень - [67]

Мать их так, — сказал наш парень в корчме, — вот как гребаные будапештские художники обошлись с моим другом. А как обошлись? — спросили в корчме. А вот так, мать их: жена его стояла и смотрела, как он умирает, а у нее самой опухоль в мозгу. Что у нее в мозгу? — спросил кто-то; опухоль, — ответил наш парень. Да не может этого быть, ты еще скажи, что там двое детей, и они попали в приют; не бывает такого, даже в Африке, где спид у каждого второго. А вот как раз так и получилось, сказал наш парень, у них двое детишек, и жена его тоже скоро умерла, и куда они еще могли попасть, кроме как в Фот, в детский дом, так что легко можно представить, какое будущее их ждет. Вот такие они гниды: до того ненавидят талантливых людей, что даже семьи их истребляют.

Рассказал наш парень эту историю, и в корчме после этого говорили, что с парнем совсем плохо: такое мелет, что ясно, это может выдумать только тот, у которого тут совсем плохо, и показывали себе на голову: дескать, с мозгами. Хотя история эта была почти полностью правдива, только одно в ней не соответствовало действительности: парня того, художника, не коллеги-художники выжили из Будапешта, а он сам сбежал, из-за огромного долга, которым ухитрился обзавестись еще в ранней молодости, и потом долг все рос, что-то там было связано с героином; и, наверное, истины ради надо сказать, что двое детишек попали не в Фот, а к тетке, материной старшей сестре, которая растила их, как своих. Ничего для них не жалела, потому что своих детей у нее не могло быть, и очень о них заботилась, так что крайне была удивлена, когда сначала, едва дождавшись восемнадцати, ушла девочка — как в свое время дети покончившего с собой дяди нашего парня, или как сын той женщины, которая в одиночку растила его, взвалив на свои плечи нищету и несчастье. Словом, девочка сказала, ты нам не мать; а после девочки, как только появилась возможность, ушел и мальчик, и она, их тетка, осталась одна, обобранная и в материальном, и в душевном плане. Но почему так случилось? Трудно же поверить, что то же самое происходит со всеми людьми, или почти со всеми, кого обрекают на несчастье неблагодарные дети. Ведь случай, который играет такую большую роль в человеческой судьбе, может объяснять и то, что со всеми происходит одно и то же, и то, что с каждым — совершенно другое. Это как игра в кости: если у тебя три раза подряд выпала шестерка, то ведь все равно нет гарантии, что на четвертый выпадет не шестерка, а что-то другое, например, четверка, ну, или что судьба упомянутой выше тети, воспитавшей двоих племянников, поскольку мы в двух других случаях, хотя и в иных обстоятельствах, уже видели похожую ситуацию, — словом, что судьба этой женщины сложится совсем не так. Дети в самом деле ушли, достигнув восемнадцатилетнего возраста, но не потому, что ненавидели тетку, которая заменила им мать, а потому, что университет, куда они поступили, находился довольно далеко, в городе, куда они не могли ездить каждый день, поэтому они жили там в общежитии, затем, получив диплом, сначала сестра, потом и брат, нашли хорошие, высокооплачиваемые должности, сестра ушла в бизнес, занялась недвижимостью, потому что тогда в этой сфере было еще довольно просторно, брат же устроился в консалтинговой экономической фирме, где толкутся несколько десятков экономистов и, не неся за свои советы никакой особой ответственности, загребают миллионные гонорары и подводят фирмы к банкротству. Брат с сестрой сохранили добрые отношения, каждый купил себе дом, недалеко друг от друга, в столичном районе, ну да, не в самых престижных местах, например, в Будаэрше или Будакеси, а подальше, в Жамбеке, и тетю, которая заменила им мать и которую они всегда любили и были ей благодарны за то, что она избавила их от государственного приюта, а тем самым — от того, что жизнь их пойдет по кривой дорожке, — они поселили у себя, точнее, у сестры, потому что там во дворе был, рядом с домом, маленький флигель, и тетка — она тогда была уже довольно старенькая — в общем, тетушка жила там, ни в чем не нуждаясь, присматривала за внучатами, и те очень любили ее, потому что и она их любила. Она им часто рассказывала про энэло, потому что, с тех пор как видела по телевизору одну передачу про энэло, постоянно только о них и думала, и говорила, какая дурость называть их неопознанными объектами, когда точно известно, что это ангелы, а что их мало кто видит, так, господи, в каком мире-то живем. В каком? — спрашивали дети. Это стыдобища, а не мир, говорила тетушка, хотя как раз к ее-то жизни мир повернулся добрым лицом. Однако суть тут в том, что в кости все-таки выпала не четверка.

33

Дерьмо, дерьмо собачье эта жизнь, — думал наш парень по дороге домой, это насчет того, что умер его лучший друг, а когда дома жена спросила его, мол, что это с тобой, он и ей сказал: дерьмо собачье эта жизнь, лучший мой друг умер, на что Мари сказала: что-то я про такого друга не слыхала ни разу, это правда твой лучший друг? А тогда те, про которых ты до сих пор говорил, что они твои лучшие друзья, тогда они — кто? Парень наш ничего не ответил: омерзительна ему была эта баба, ни капли в ней нет сочувствия, а упомянув других его друзей, она только усугубила его скорбь, и даже видя, как велика его боль, она не думает пожалеть его, что жизнь так жестоко обошлась с его лучшим другом.