Парень - [54]

Мари страдала какое-то время, но хватило у нее характера, чтобы это не показывать. В школе бабы, конечно, узнали, что случилось, за это и возненавидели предпринимателя, но в то же время, конечно, были и немного рады, что ничего у Мари с ним не вышло, потому что предпринимателя они считали очень богатым, и если бы Мари с ним сошлась окончательно, то у нее точно был бы свой дэу, а то и маленький мерс, и ездила бы она летом не только к озеру Тиса, где и им, другим училкам, доводилось бывать, и даже не в Хорватию, а на какие-нибудь острова, куда богачи ездят. И очень бы этим бабам было тошно смотреть, как она вылезает из мерса и рассказывает, как оно там было, на Багамах. В общем, они и радовались немного этой ее неудаче, и в то же время очень сердились на предпринимателя, что он с ней так обошелся, потому что Мари они любили. Однако они не хотели все-таки, чтобы девка связывалась с директором, потому что он и собой был уж известно, какой, и все знали, что пьет он, и что ходит к той бабе в деревне, к которой порядочный мужик не пойдет. Не хотели они загонять Мари в такую историю, а с другой стороны, им было бы не очень приятно, если бы она добилась успеха там, где они, ее коллеги, остались ни с чем, то есть как бы и опозорились. Тогда бы им пришлось, хочешь не хочешь, признать, что она красивее их, да и моложе, что вообще-то соответствовало действительности. Но опять же, если у нее ничего не выйдет с директором, то и она через какое-то время постареет и растолстеет, и от мела, который сыплется с доски, кожа у нее станет сухой и дряблой, и нервы будут ни к черту от этих учеников, в общем, все шансы у нее стать такой, как они, и даже хуже, потому что у нее мужа не будет, и ребенка она не родит, разве что где-нибудь к тридцати восьми, тогда, может, сумеет обзавестись одним, о котором, конечно, неизвестно будет, кто его отец, — словом, ужасная жизнь.

Мари однако стояла на своем: да она вовсе не ради ликера, а просто из азарта, ведь это вроде того, как царь велит добру молодцу пойти и победить дикого вепря, — такие народные сказки она читает своим первоклашкам или второклашкам, когда видит, что они устали и нет у них настроения заниматься арифметикой. В общем, считайте, что это — подвиг Геракла, сказала она и встала, чтобы пойти в директорский кабинет. И пошла.

Бабы похихикали, потом с нетерпением стали ждать, когда дверь откроется и Мари, которую однажды так унизил предприниматель, появится на пороге. Да не просто появится, а вылетит, вся красная от нового унижения, и скажет: этот урод, нет, это такой урод, девки, с ним точно, где сядешь, там и слезешь. Или того хуже, педофил. В самом деле, может, он и в школу-то для этого поступил. Потому что из него ведь могло бы выйти что-то другое. Вон родители его твердили, что из него выйдет что-то совсем другое, вроде ученым он станет и в Будапеште будет жить. Да не вышло из него другого, а в школу он пришел, чтобы детишек щупать. Есть такие мужики, это у них вроде болезни, да еще и не самая поганая болезнь. Говорят, бывают такие, что людей убивают и разрезают на кусочки, ну, а прежних жен держат расчлененными в морозильной камере. Чего только не бывает на свете. Очень мало теперь нормальных мужиков. Да и как оставаться нормальными, если мир такой. Вон и климат, говорят, меняется, какое-то глобальное потепление, а в других местах, наоборот, похолодание, от этих скачков глобальных и с людьми черт-те что творится, они даже не то чтобы звереют, а хуже, потому что у зверей такого, чтобы убить и расчленить, такого нет. Словом, то, что наш парень не ученым стал, а директором школы, тоже, наверно, следствие глобальных изменений, и в школе он может, не бросаясь в глаза, удовлетворять свои педофильские наклонности. Раньше еще говорили, что он, может, священником станет, а в священники-то люди зачем идут? Именно за этим. Не ради святого причастия или там загробного блаженства, а чтобы на уроках закона божьего детишек гладить в разных местах. Кто нынче думает о царстве небесном? Да никто, ни одна живая душа, а может, и вообще никто никогда не думал, все это выдумано, и не только царство небесное, оно-то ясно, что выдумано, но и то, что были такие эпохи, когда люди в самом деле верили в загробное царство и в то, что они там воскреснут. Сначала умрут, а потом снова оживут, такими существами, вроде как из воздуха, и ничего у них не будет болеть, думали училки, ожидая, когда Мари пробкой вылетит из кабинета.

Но она все не вылетала. А когда, спустя долгое время, вышла наконец, то была раскрасневшаяся, но совсем по-другому, не от стыда. Глаза у нее блестели; она посмотрела на замерших коллег и сказала: ну, покупать «Бейлис» пока не надо, но деньги постепенно собирайте. Лица у коллег не выглядели счастливыми. Они едва сдерживали себя: да неужто этой девке, которую даже король подштанников — так они называли меж собой предпринимателя — вышвырнул к чертовой матери, неужто ей удастся покорить директора, который гомик и педофил, да еще и алкоголик… Не валяй дурака, — сказала наконец одна, — да как же можно с таким-то! Да на него же без слез не глянешь, а если долго смотреть, а тем более целую жизнь… Ну, до этого еще далеко, ответила Мари, пока так, что-то наклевывается, а потом — не думайте, что кто выглядит более-менее ничего, тот таким и останется: к сорока уже никакой разницы, все будто на одну колодку.