Паразиты разума - [10]

Когда же я закутался в свой спальный мешок, то обнаружил, что уже не хочу спать. Я предпочёл бы поговорить с Райхом или с кем-нибудь ещё. Мне захотелось высказать то, что я внезапно понял. Человек полагает, что его внутренний мир — его собственность. "Могила — милое и уединённое местечко," — сказал Марвелл[40], и то же самое мы относим к разуму. В реальном мире наша свобода ограничена, в воображении же мы можем делать всё, что хотим, мы даже можем полностью игнорировать окружающий мир, проникая в собственный. Разум — самое уединённое место во вселенной — иногда, возможно, слишком уединённое. "Мы все думаем о ключе, каждый в своей тюрьме"[41]. И главная сложность лечения душевнобольных заключается именно в проникновении в эту тюрьму.

Ещё я не мог забыть ощущение чего-то чуждого внутри себя. Теперь, когда я в мыслях возвращался к этому, оно уже не казалось таким пугающим. В конце концов, когда вы заходите в свою комнату, полагая, что она пуста, и кого-то там застаёте, ваша первая реакция будет страх — ведь это может быть и взломщик. Но потом страх проходит: даже если это и грабитель, вы сталкиваетесь с чем-то реальным, неопределённости больше нет. Что меня тревожило больше всего, так это то, что присутствие этого чего-то — или кого-то — было, так сказать, внутри моей головы.

Страх исчез, взамен него появился обыкновенный интерес к загадке, и меня снова стало клонить ко сну. Перед тем, как окончательно уснуть, я успел подумать, не было ли всё это сродни галлюцинации, вызванной турецким кофе и сигарой.

Когда я проснулся следующим утром в семь часов, то знал, что не было. Воспоминание о том чувстве было необычайно ясным. Вдобавок, признаюсь, теперь это вызывало во мне скорее какое-то возбуждение, нежели страх. Это вполне легко понять. Будничный мир требует нашего внимания и не даёт нам "утонуть в самих себе". Будучи романтиком, я всегда негодовал на это: мне нравилось уходить в себя, хотя проблемы и тревоги повседневности затрудняли это. Теперь же я был обеспокоен чем-то внутри себя, и это напоминало мне, что мой внутренний мир был таким же реальным и важным, как и окружающий.

За завтраком я хотел было поговорить обо всём этом с Райхом, но что-то удержало меня — наверное, страх, что он просто не поймёт меня. Он заметил, что я кажусь рассеянным, и я ответил, что вчера совершил ошибку, выкурив сигару Дарги — вот и всё.

Затем я следил за передвижением электронного зонда вниз по холму. Райх вернулся в свою палатку, чтобы попытаться разработать метод облегчения этой операции — например, при помощи воздушной подушки, как в судах соответствующего типа. Рабочие опустили зонд на середину высоты холма, за Нижние ворота. Когда всё было готово, я занял своё место, настроил управление и включил луч.

Почти сразу же я понял, что что-то нашёл. Белая линия, бегавшая сверху вниз по экрану, явственно выгибалась посередине. Когда я, увеличив обратную связь, снизил мощность, эта выпуклость растянулась в параллельные горизонтальные линии. Я послал мастера за Райхом и продолжил осторожно перемещать по всем направлениям луч, зондируя пространство вокруг найденного объекта правильной формы. Экран показывал, что справа и слева были ещё такие же предметы.

Конечно, это был мой первый опыт находки с помощью зонда, так что я не представлял ни размеров найденного объекта, ни глубины его залегания. Минутой позже появился взволнованный Райх. Он посмотрел на индикатор, пульт управления и сказал:

— О господи, проклятая машина сломалась.

— Но как?

— Ты, должно быть, завёл регулятор слишком далеко и что-то разъединил. Согласно этим показаниям, то, что ты обнаружил, имеет высоту семьдесят футов и лежит на глубине двух миль!

Я слез с сиденья весьма удручённым. Это правда, я не умею обращаться с механическими устройствами. Новенькие автомобили ломаются всего за несколько часов, когда я сажусь за их руль; в машинах, прежде не доставлявших ни малейших хлопот, при одном лишь моём приближении вылетали предохранители. Так что и сейчас, хотя я и не понимал, что же сделал неправильно, я всё равно чувствовал себя виноватым.

Райх отвинтил крышку, заглянул внутрь и сказал, что видимых неисправностей нет, и что после обеда ему придётся проверить все цепи. В ответ на мои извинения он похлопал меня по плечу:

— Ничего! В любом случае, что-то мы да нашли. Всё, что нам теперь нужно выяснить, это глубину залегания находки.

После холодного плотного обеда Райх ринулся к своей машине. Я же, чтобы восполнить недостаток сна, взял надувной матрас, прилёг в тени Львиных ворот и проспал глубоко и спокойно в течение целых двух часов. Открыв глаза, я увидел Райха, стоящего рядом со мной и пристально смотревшего за реку. Я взглянул на часы и торопливо сел:

— Ну что же ты меня не разбудил? — Райх сел на землю рядом со мной, выглядел он подавленным. — В чём дело? Не можешь обнаружить неполадки?

Он задумчиво посмотрел на меня:

— Нет никаких неполадок.

Я ничего не понимал:

— Ты имеешь в виду, что починил зонд?

— Нет. Никаких неполадок вообще не было.

— Что ж, это ободряет. Что же тогда было неправильно?