Парамонов покупает теплоход - [5]

Глава вторая

Если спросить Залёткина, почему на должность директора плавательного бассейна он позвал именно Парамонова, скорее всего усмехнётся генеральный директор «Северостали», вынет оглобельки очков из-за раковин больших, прижатых к черепу ушей с вислыми мочками, дохнёт на сильные старческие стёкла, протрёт специальной замшечкой и обронит что-нибудь шаблонно-казённое вроде: «Исходя из деловых качеств». Возможно ль, чтобы ответ звучал откровенный? По-людски? Нет, не впустит в себя Залёткин, что внезапно ощутил душевное родство, этого не откроет. «Душа» — понятие идеалистическое, генеральный директор же бронирован материалистическим мировоззрением. Попадись аполитичное слово в служебном документе, автору бы взыскание отвесить сам бы Алексей Фёдорович не преминул. Но некому спросить с него за Парамонова, поскольку здесь, в Северостальске, Залёткин истинно «царь, бог и воинский начальник». Он привык — приучен — к быстрым решениям и неожиданным выдвижениям, к заданиям невыполнимым, но выполняющимся, к частым в его кругу инфарктам, инсультам, выздоровлениям до срока, смертям на боевом посту. К бесследным исчезновениям — тоже. Смирился — во времена, не столь отдалённые, — с возможностью угодить из города Чикаго, штат Иллинойс, США, прямым ходом в восточносибирскую тайгу, за проволоку.

Вряд ли когда-нибудь обмолвился об этом Алексей Фёдорович и в возможных будущих воспоминаниях. Скажем, сопроводив упоминание товарища Орджоникидзе тремя-четырьмя выкованными в кузне ИМЭЛ^{1}, из одного издания БСЭ^{2} в другое переходящими эпитетами, он умолчит о том, что сталось со многими «птенцами гнезда Серго» после того выстрела в сердце. С Василием Кормуниным, которому ещё повезло: из-за стола коллегии низринут был в литейку — мастером. С самим собою, молодым инженером, посланным по решению Серго за океан изучать новшества плавильного дела. Василия Кормунина вернул на вершины индустрии Иван Тевосян, будь ему пухом земля Новодевичьего кладбища. Послал сюда, где «земля была пуста и пустынна, и тьма лежала, и Кормунин (прибегнем, по примеру Емельяна Ярославского, к пересказу Библии, отчасти ёрническому), подобно руаху Элогиму, духу божьему, носился над водами реки Мурьи». Наделённый правами исключительными, в том числе правом обращаться за розыском кадров, которые решали всё, даже к самому грозному ведомству, Кормунин настоял, чтобы державная тьма вернула ему Залёткина. Налил стакан водки, для запивки — кружку хвойного отвара, могущего хоть остатки гранитных недавно челюстей сберечь от цинги. Спросил: «Вшей выпарил?» И подписал приказ. Это он, Кормунин, произнёс здесь: «Да будет свет», и зажглись домны, комбинат дал жизнь городу, Залёткин ездит в директорской «Чайке» по улице Кормунина, мимо памятника Кормунину, на комбинат имени Кормунина, сгоревшего на работе в сорок третьем. А фронту нужна была сталь, и бесперебойно, и Тевосян назначил Залёткина.

Обойдясь без лишних подробностей, Алексей Фёдорович может поведать, что в годы войны комбинат расширился, коллектив значительно вырос, а строить жильё было некогда, да и не на что, и многие жили в бараках. «Жилищное строительство, — поведает он угловатым и шершавым, как кирпич, языком официальных документов, не умея передать свои давние треволнения и муки, — развернулось лишь в пятидесятые годы, а к их концу в городе не осталось ни одного барака, что принесло большое удовлетворение». А далее, «в соответствии с логикой времени и развития города, — сообщит Залёткин, — создались реальные предпосылки для улучшения культурно-бытовых условий работников комбината, и в генплан был внесён, а затем и выполнен пункт о строительстве плавательного бассейна по самому современному проекту». Далее одной строкой Залёткин упомянет, что возглавить коллектив данного сооружения решено было поручить тов. Парамонову Е.И., хорошо зарекомендовавшему себя на посту преподавателя физкультуры средней школы, а также выступлением на партийно-хозяйственном активе, где он остро и принципиально поставил вопрос о соотношении экономики и здоровья трудящихся.

Выступление было действительно… м-да. Когда все, кому полагалось говорить, отговорили и уже поглядывали на часы, поскольку в перерыве надо было встретить жён (намечался концерт приезжих знаменитостей, которые тогдашний Северостальск особо не баловали), и председательствующий предложил подвести черту, из задних рядов донеслось петушиное: «Позвольте мне». И, не ожидая позволения, новоявленный оратор потопал на трибуну — левое плечо по-боксёрски вперёд, защищая подбородок, чтоб дыбом. В президиуме было замечено, что в таких, как у него, галстуках — осенний букет — можно присутствовать в ресторане, клубе, кинотеатре, а на городском активе — просто неприлично.

Парамонов начал с того, что спросил у Залёткина, именно у него, поверх всех зачёсов, проборов и перманентов президиума обращаясь к его голой шишковатой голове, — известно ли товарищу директору, сколько ежегодно тонет работников комбината. А также их детей. И это вовсе не в каком-нибудь порту семи морей, а в Мурье, которую посреди лета курица вброд переходит. А также в Заусайском пруду. Залёткин, разумеется, молчал, считая ниже своего достоинства отвечать на глупые и неуместные вопросы. Парамонов ответа и не ждал. Он сам назвал цифру. И заявил, что в сравнении с другими областными центрами она довольно-таки высока. Затем сообщил, что специалист по спортивным сооружениям из ФРГ Ортнер («Ортнер — проверить» — начертал в блокноте Залёткин, не терпевший туфты) принимает за норму один крытый бассейн и несколько открытых на пятьдесят тысяч жителей, в нашем же славном Северостальске жителей перевалило за триста тысяч, бассейна — ни одного. В том числе в пионерских лагерях, где они нужны с подогревом, принимая во внимание климат, для чего требуются котельные, и комбинат может себе это позволять и должен, учитывая, сколько бюллетенят работницы по уходу за своими незакалёнными ребятишками. Будьте любезны, вот цифры, это же, ёлки-моталки, полное безобразие. Председательствующий подтолкнул Залёткина локтем. Алексей Фёдорович совсем насупился, натекли на глаза мясистые веки. Он думал о том, что если это не туфта (а похоже, нет), кто же из управленцев выдал цифры, находящиеся во внутреннем пользовании?