Парамон и Аполлинария - [10]
Из палатки, зевая, что-то бормоча, вылез Шурик, Фридка слышала, как он натягивает кеды, как пьет из ведра, потягивается. Какие все-таки ребята!.. Как ужасно любила она их сейчас!.. Если бы можно было не расставаться всю жизнь!..
— Фри, купнемся?.. — зашептал Шурик.
— Не холодно? — шепнула она.
— Что ты, вода теплая!.. Я возьму для тебя полотенце!..
— А для себя? Возьми для себя тоже!..
— Ты совсем не спала?..
— Нет…
— Я тоже не хотел спать, но вдруг заснул… Ты не обиделась?..
— Нет…
— Давай здесь, тут песочек… Не смотри, я разденусь…
— Я все равно ничего не вижу… Я не смотрю…
— Иди скорей, вода теплее воздуха!.. Ты меня видишь?
— Нет, совсем не вижу… Ты где?
Он любил путешествовать и однажды они с Фридкой прошли от Краснодара до Азовского моря. На дамбе через дельту Кубани он на память читал ей «Песнь песней», а мимо неслись грузовики из Краснодара на Темрюк, водители тормозили возле них, приглашая в кузов, но они все же дошли до моря пешком. Потом он увлекся камнями, и они с Фридкой ездили в Среднюю Азию на медные разработки. На самом дне карьера, куда по спиральной дороге они спустились тоже принципиально пешком, хотя отчаянные шоферы гигантских самосвалов зазывали их на подножку, он читал на память целые абзацы из Библии.
«Войска царя ассирийского заполнили землю Ханаанскую, как море заполняет дно свое…» — читал он, и в глазах его стояли слезы.
Осенью они разбирали в его мастерской каменную добычу, определяли незнакомые образцы по справочнику Ферсмана, бегали в минералогический музей, делали шлифы. Он говорил Фридке об Израиле, о холмах, и пустынях земли Ханаанской, о картинах, которые мог бы написать только там. Фридка сочинила стихи: «Камни в моем доме».
У него был дедушка, девяностолетний, совершенно немощный, и больше никого из родных. Фридка не смела спросить, боясь оскорбить его чувство, откуда, из какого источника он напитал душу такой больной любовью к земле древних предков — ведь рос он в Москве, изъездил весь Союз, везде у него было множество друзей — вулканологи на Камчатке, геологи в Якутии, художники в Самарканде. Фридка предполагала — дедушка.
Сейчас дедушка едва в состоянии был задавать Фридке задыхающимся голосом свой ежедневный вопрос:
— Вы откуда?
И в сотый раз понимающе покивать головой, узнав, что из Одессы, как бы говоря: я так и думал. Но прежде, наверно, пел ему древние песни…
Дедушке становилось все хуже, а он говорил Фридке, что уедет, когда не станет дедушки. Фридка втайне от него оплакивала его будущий отъезд. Однажды, не имея больше сил ждать разлуки, она придумала, что надо заранее рассориться с ним, сделать так, чтобы он оскорбил ее, и тогда ей будет безразлично, что он едет, пусть катится, подумаешь!.. Она хорошо знала, когда он бывает беспощаден. Она спровоцировала спор об Израиле, и понеслась не слыша окриков, по острому гребню… Он задохнулся от обиды и неожиданности, он выставил ее вон, она хлопнула дверью, он вышвырнул на лестницу забытую сумку…
Потом Фридка слышала, что скончался дедушка, что были похороны. Потом Фридка слышала, что он хлопочет о памятнике, что памятник поставили. Потом она ходила на его очередную выставку, убедившись, что его нет в залах. Потом она слышала, что он принял заказ на большую многолетнюю работу.
Иногда, когда она о нем долго ничего не слышит, она звонит ему.
— Да? — говорит он отрывистым голосом всегда занятого человека, и бедная Фридка с облегчением опускает трубку.
КРЕДИТОР
Возле ворот под чахлыми акациями всегда продают вареных раков, Фридка покупает три отборных, сует в сумку или карман и, на ходу обламывая клешню, идет внутрь. Здесь у нее свои ориентиры — две серебристые башни высоковольтной передачи, одна на западном, другая на восточном краю заполненного людьми пустыря. До полудня, а после полудня толкучка расходится — западная башня видна с освещенной стороны, восточная с затененной. Под затененную Фридка не ходит. Там в чаду немыслимых цен варится тяжелое тесто из нездорового энтузиазма, лаковых сапог, нейлоновых батников, акриловых блейзеров, джинсовых костюмов, кримплена, дубленок… Под солнечной — видно землю, видно лица, никакой толчеи. Здесь продается грошовый антиквариат, птицы, рыбки, сиамские котята, книги, ноты, самоделки. На разлапистом основании солнечной башни принято развешивать произведения базарного искусства. До сих пор не перевелись коврики с лебедями и фонтанами.
От издателя "О суббота!" — самый известный роман писательницы и сценариста Дины Калиновской. Он был впервые напечатан в 1980 г. в журнале "Дружба народов" и с тех пор никогда не издавался. Тот номер журнала читали и перечитывали, передавали друзьям и знакомым, о нем вспоминали потом долгие годы… Это трогательная история двух одесских еврейских семей, которые с молодости знают друг друга. В той далекой молодости, во время Гражданской войны, кто-то вынужден был уехать за границу, а кто-то остался и жил воспоминаниями.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.