Парадоксы Младшего Патриарха - [4]

– Так что, как не крути, а это из-за меня…

– Ученик Майон Тхиа, – медленно и раздельно, почти по слогам, произнес мастер Дайр. – Наказание, отмеренное ученику Кинтару, определяю я – и я считаю таковое необходимым. Наказание, отмеренное тебе, определил Кинтар – и я считаю таковое достаточным.

Молчание.

– Можешь идти, – подытожил Дайр.

Хотел бы я посмотреть, кто посмеет остаться, когда мастер Дайр дозволяет отбыть восвояси. Во всяком случае, не я. И не Тхиа. Он выскочил наружу – всклокоченный, бледный, заплаканный – и с разгону налетел на меня.

– Я тебе вчера говорил, что с сотрясением мозга нужно лежать? – осведомился я.

Тхиа кивнул.

– Вот и лежи. Отправляйся к себе – и в постельку. До ужина. Обедать я бы тебе сегодня не советовал.

Не давая ему опомниться, я отвернулся и шагнул к двери. Пусть в памяти Тхиа останется мой приказ, а не мое нежданное появление. Незачем ему гадать, какую часть его беспримерной беседы с учителем я невольно успел услышать. А приказ он выполнит на совесть – в чем-чем, а в этом я не сомневался. Ученик Майон Тхиа ничего не делает наполовину. Оскорблять – так насмерть, защищать – так до смерти. Ох, и мутно же у меня на душе. Да будь я на месте мастера Дайра… если бы мне довелось выслушивать, как такой вот парнишка вступается за своего обидчика… наизнанку бы мерзавца вывернул!

Меня и вывернули.

Я вошел – и взгляд мастера Дайра метнулся мне навстречу, быстрый, обжигающий и тяжелый, как пощечина. И от этого взгляда я задохнулся, как от всамделишной пощечины. Мастер смотрел на меня – и только. Ничего больше. Но под этим взглядом я не мог, я не смел дышать. Дышат живые – те, кто есть на свете – а таких, как я, на свете нет, потому что таких быть не должно.

Это длилось… не знаю, сколько это длилось. До тех пор, пока в уголке губ мастера Дайра обозначилась усмешка, дозволяющая мне быть.

– Тебе вслух сказать, кто ты такой и как тебя после всего называть следует? – язвительно поинтересовался мастер.

Я склонил голову.

– Обойдешься, – свирепо отрезал он. – Если это скажу тебе я, ты погорюешь и забудешь. Человек помнит по-настоящему только то, до чего сам додумался. Так что называть тебя, как ты того заслуживаешь, будешь ты сам. Полагаю, как именно, подсказывать не надо.

Я кивнул.

– Тебе когда-нибудь говорили, что подслушивать нехорошо? – приподняв брови, спросил мастер Дайр.

– Учитель, я… я нечаянно… так получилось…

– Еще бы ты нарочно, – фыркнул Дайр. – Хорошо хоть, у тебя ума достало не вломиться сюда. Надеюсь, ты догадываешься, что сделать из Тхиа самолучшего бойца теперь твоя, и только твоя обязанность.

– Я уже обещал, что займусь им, – выпалил я.

– Пожалуй, ты все-таки не безнадежен. Спасибо и на том, – вопреки словам, в голосе Дайра не было и намека на какое бы то ни было «спасибо». Скорей уж он звучал так, будто мастер вынужден назвать лимон сладким.

– Первым делом научи его держать в руках свой характер, – сухо заметил Дайр. – С такой порывистой натурой он на этом свете не жилец.

– Натура, – горько усмехнулся я. – Он же просто ничего не боится. Как есть ничего. Обычно так о себе понимают до первого мордобоя… а он и после страху не научился. Знает, что такое боль, что такое беззащитность – и все равно ведь не боится.

Мастер Дайр приметно помрачнел.

– Ладно, – произнес он после недолгого молчания. – Некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. Ну-ка, подставь мне плечо опереться – живей, что стоишь? Прострел мне в поясницу вступил.

Я остолбенел. Во-первых, опереться о меня сейчас может разве только оголодавший комар, а что потяжелей свалит меня с ног – и мастер Дайр отлично это знает, не может не знать. А во-вторых – какой, к черту, прострел? Какая, ко всем чертям, поясница?! Спору нет, иногда старые раны и переломы дают мастеру о себе знать – не мальчик уже – но чтобы прострел, да еще в поясницу? Тьфу, проваль – да о чем это я? У мастера и вообще ничего не болит, уж я-то вижу.

– И на этого недоумка я собирался в будущем оставить школу, – вздохнул Дайр. – Неужели ты до сих пор не понял?

– Н-нет, – запинаясь, вымолвил я.

– А пора бы. Наказания, ученик Кинтар, бывают двух видов – позорящие и почетные.

Сначала я опять обалдел. А потом подумал немного – и кивнул. Все верно. Тысяча отжиманий, к примеру, очень даже почетное наказание. Особенно в присутствии тех, кто пока и на пять сотен не способен. И в собственных-то глазах возвышает – а про восхищенных очевидцев и говорить нечего.

– Позорящие и почетные, – повторил мастер Дайр. – Унижающие и возвышающие. До сих пор тебе доводилось претерпевать только вторые – а вчера ты полной мерой заработал на первое. Ты, мой лучший ученик. Мой естественный преемник. Выпорот, как мальчишка-первогодок на глазах у всех. Ты хоть понимаешь, с какой горы и в какую выгребную яму ты свалился?

Об этом я и не думал. А учитель Дайр прав. Выгребная яма – то самое слово. И помоев мне теперь хлебать – не перехлебать. Никто не отнимал у меня ни силы, ни мастерства… но звания своего лишил себя я сам, вот этими вот руками. Тхиа может стараться как угодно – но все ухмыляющиеся пасти он порвать не сможет. А помешать изо дня в день избивать меня скопом, втемную, не сможет и вообще никто. Даже учителю не уследить.