Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [31]

в Сибири, в Туркестане? Голос из центра: нет, и в Харьковской губ.; Марков 2, с места: слушайте, слушайте)». Щегловитов ссылался на ограничения, введенные после восстания 1863–1864 гг., но, вызвав бурные рукоплескания справа, добавил, что и без правовых санкций «как представитель нынешнего правительства» придерживался бы дискриминационной практики 139. В унисон правому министру черносотенный «Мирный труд» писал в 1909 г. о «поляках, наводнивших у нас целые ведомства»¹⁴⁰. Антипольская политика самодержавия вызвала повышенный интерес комиссии Временного правительства, допрашивавшей Щегловитова в 1917 г. На вопрос, «на каком законе вы основывали соответственные мероприятия», последовал ответ экс–министра: «конечно, закона я бы вам не указал…». Членами комиссии Щегловитову были предъявлены факты национальных притеснений за пределами Царства Польского, которым тот в своих показаниях, как и в думском выступлении, стремился ограничить признание проводившейся дискриминации поляков 141.

Сбор министрами и главноуправляющими сведений о существующих ограничениях побудил перейти в наступление местные власти. По отзыву варшавского генерал–губернатора Г. А.Скалона, «замечаемый ныне сильный подъем сепаратических стремлений в польском обществе исключает возможность передачи в настоящее время и в ближайшем будущем лицам польского происхождения руководящей роли по управлению как целым краем, так и отдельными его составными частями»¹⁴². Вплоть до самой оккупации немцами Царства Польского в 1915 г. продолжалось начатое еще перед революцией обсуждение вопроса о службе поляков на железных дорогах и в почтово–телеграфных учреждениях. Планку требований к ним власти подняли невиданно высоко: от железнодорожников добивались «не только безусловной преданности России, но и полного самоотвержения»¹⁴³.

Уже на втором году мировой войны депутат Думы от Виленской губернии Л. С.Путткамер обращал внимание на то, что к западным губерниям применяется «специальная политика по традиции». «Этой политики розни и недоверия, — продолжал он, — не переменила ни война, властно требующая единения, и не оказали на нее влияния исторические акты, говорящие о примирении двух братских народов… В политике Министерства внутренних дел по отношению к нам личность министра играет второстепенную роль. Основа зла лежит всецело в ограничительных законах, которые дают администрации возможность проявлять свое антипольское усердие л бесконечной веренице циркуляров»¹⁴⁴.

Два краеугольных камня политики Николая I — рассеяние поляков за пределами исторического ареала их обитания и побуждение их к государственной службе — в связи с новым восстанием дали серьезную трещину. Утверждаются тенденции к сосредоточению польских подданных Империи на бывших землях Речи Посполитой (или одного Царства Польского) и отчуждению их от государственной службы. На место детальному, стремившемуся все предусмотреть и в точности регламентировать законодательству приходит инициатива отдельных ведомств и рвение местных властей. Курс на «затирание» границы 1772 г. и борьба с ее нарушениями со стороны поляков — вот тот круг, в котором вращалась правительственная мысль последней трети XIX в.

Этот круг идей не мог не реагировать на перемены в реальной жизни, объективные процессы социального, демографического и хозяйственного развития. Особое значение для политики в польском вопросе имело разложение многочисленного шляхетского сословия. Стремление избежать социальной деградации побуждало выходцев из шляхты к получению образования и часто к поступлению на государственную службу. Это определило массовость притока поляков именно в те сферы, которые правительство желало от них оградить. Ограничения антипольского законодательства, наряду с характерным для переходного периода отставанием спроса на работников умственного труда, приводили к тому, что невостребованными оставались лица с высоким образовательным цензом. Е. Едлицкий писал в этой связи о перепроизводстве интеллигенции, фиксируя качественный рост напряженности в Царстве Польском около 1870 г.¹⁴⁵. Важная роль принадлежала также динамичному промышленному развитию польских земель.

В сущности, в конце XIX в. как в европейской, так и в азиатской частях Империи власти пожинали плоды собственных усилий по дискриминации поляков в Царстве Польском и Западном крае. Каждый «успех» там сторонников жесткой линии рано или поздно оборачивался неблагоприятными, с точки зрения самих же властей, последствиями за сотни и тысячи верст от Варшавы и Вильны, делая необходимой борьбу с «польским засилием» практически на всей территории государства.

В разное время против ущемления прав поляков выступил целый ряд крупных государственных деятелей России. П. А.Валуев высказывался за их широкое привлечение на государственную службу и до конца своей политической карьеры преследовался лагерем Победоносцева как изменник «русскому делу». С возвышением С. Ю.Витте продолжатели Каткова связывали польскую экспансию 90‑х гг.¹⁴⁶. Вразрез с преобладавшим в высшей бюрократии мнением, вызывая яростную критику справа, П. Д.Святополк — Мир–ский считал, что «поляк, идущий… на дело, руководимое русским правительством, так или иначе отторгается от той сферы польского общества, которая желает оставаться оппозиционною»