Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [21]

Очень скоро, однако, обнаружилось, что изъяны прежней политиков польском вопросе связаны не только с излишней суровостью, но и с недостаточной последовательностью в ее осуществлении. Еще до начала Январского восстания у высшего военного руководства возникла обеспокоенность по поводу концентрации в некоторых частях большого количества поляков. По данным Д. А.Милютина, в 1861 г. в Первой (Действующей) армии 35,5 % офицерского корпуса (около 2 тысяч человек) составляли католики, еще бблыпим был их процент среди унтер–офицеров и рядовых. В какой–то степени повторялась история с расформированным ровно тридцатью годами ранее Литовским корпусом 52.

«До сего времени, — писал Милютин, — ничто еще не дало повода к принятию каких–либо общих мер относительно уменьшения в войсках числа офицеров польского происхождения». Вовсе не были известны министру случаи проявления политической нелояльности со стороны нижних чинов. Тем не менее определенный опыт превентивных шагов к осени 1861 г. уже имелся. Командир корпуса внутренней стражи предложил служившим в Западном крае офицерам–полякам перевод в другие места, «если они не вполне готовы к исполнению с самоотвержением всех распоряжений правительства». За пределы взрывоопасного региона «малыми частями» перемещались нижние чины католического исповедания, чья верность присяге внушала опасения. Д. А.Милютин поддержал начинания корпусного командира. Начальству Первой армии предлагалось прекратить все назначения «туземных уроженцев» на офицерские должности и, «смотря по степени неблагонадежности», переводить или увольнять тех, кто их уже занимал. Этой тактики Военное министерство продолжало придерживаться даже в начале 1863 г., за что его критиковал М. Н.Муравьев. Милютин собирался действовать «исподволь», «обращая всех рекрут из польских и литовских губерний в части войск, внутри Империи расположенные, и так, чтобы ни в одной части не было большого накопления означенных рекрут» ⁵³. Предпринятая в духе николаевского времени, дабы разрядить атмосферу в Царстве Польском, знаменитая январская «бранка» 1863 г. не только спровоцировала повстанческий взрыв, но и, согласно оценке военного министра, наполнила войска мятежниками 54.

Переход офицеров–поляков на сторону повстанцев и сочувствие полякам со стороны части их русских сослуживцев 55 подтолкнули власти к комплексу мер как карательного, так и превентивного характера. Ранее других, в 1864 г., для них была закрыта Академия Генерального штаба. В октябре 1865 г. Д. А.Милютин сделал общий доклад об ограничении числа поляков, служащих по военному ведомству. «Доклад татарский или китайский, — комментировал П. А.Валуев. — Результат, что в военное ведомство не вмешиваться, а в других предоставить начальству действовать по своему усмотрению… Результат только потому недурен, что от крайностей Милютина и другие отшатнулись»⁵⁶. В гвардейских и армейских пехотных полках устанавливался 20-процентный барьер. Полный запрет вводился для Варшавского военного округа, крепостей Европейской России и Кавказа, преподавательского состава военно–учебных заведений и ряда инженерных частей. Предельно ограничивался доступ к высшему военному образованию, открывавшему, в свою очередь, путь к командным должностям. Так, помимо Академии Генерального штаба, для поляков закрылись двери Военно–юридической академии, а прием в Михайловскую артиллерийскую и Николаевскую инженерную академии сократился до одного человека в год 57. Армия явно перестала восприниматься властями как панацея, надежно обеспечивающая приобщение польских подданных к имперским порядкам.

Как и для военного ведомства, перемены в курсе Министерства народного просвещения обозначились в 1861 г.: ранее М. Д.Горчаков рекомендовал Александру II придерживаться прежней системы, при которой «первоначальное и среднее образование приобретались на месте, а высшее довершалось в университетах Империи». После вступления страны в полосу политической нестабильности комиссия под руководством С. Г. Строганова специально озаботилась вопросом о пребывании поляков в Петербургском, Московском и Киевском университетах. Признавая нежелательность скопления польской молодежи в русских городах, она отклонила предложение генерал–губернатора И. И.Васильчикова ввести ограничения по приему и делала ставкз' на открытие высших учебных заведений в Царстве Польском и Северо — Западном крае. Обсуждалось, в частности, «учреждение университета в Вильне для отвлечения собственно польских студентов от наших университетов». «Общая мера, основанная на одном происхождении лиц и на общем подозрении, была бы весьма несправедливою», — гласило высочайше одобренное заключение комиссии 58.

Шаткость расчетов на «перевоспитание» польских студентов русской средой становилась все очевиднее. «Студенты из поляков, — считал Н. А. Милютин, — живя постоянно в замкнутых кружках, нисколько не выходили из своей национальной исключительности, а скорее в ней утверждались еще более, и вместе с тем имели большею частию вредное влияние на своих русских товарищей. Посему должно, кажется, признать более желательным, чтобы поляки учились в польских учебных заведениях, нежели чтобы они наполняли собою русские»