Парадоксия: дневник хищницы - [48]
Семестр закончился. Я возвращалась в Новый Орлеан. Мне не хотелось уезжать от Барта. Но я все еще жила с Эдди. Придется сказать ему, чтобы он уходил. Пора двигаться дальше.
Барт позвонил мне через неделю. Он ушел из института, бросил работу. Сосед по квартире не пускает его домой. Грузный скульптор-латинос, перманентно укуренный дурью. По его глубокому убеждению, если ты занимаешься магией, пусть даже и подсознательно, ты рискуешь свихнуться. Что и случилось с Бартом. То есть, это сосед так решил. Он даже не сомневался, что Барт кончит в дурке. В отделении для буйно помешанных. Он боялся его, за него. Боялся того колдовства, которое мы учиняли. Так что он вышвырнул Барта из дома. Сам же Барт убедил себя с маниакальным упорством, что состояние у него приближается к критическому: химический дисбаланс, гипогликемия, пограничная шизофрения. Нейрохимические передатчики зашкаливает от электричества в атмосфере. Сан-Франциско вибрирует от электрических возмущений. Еще один город, географическая специфика которого взвинчивает атмосферу. Нарушение равновесия плохо действует на чувствительную душу.
В общем, теперь Барт жил на улице. Самозваный мученик с комплексом Христа превратился в городского шамана. Там, где он раньше ходил, проповедуя людям, как отыскать путь к богам у себя внутри, сейчас он ходил просто так — среди безбожия и вездесущего зла, что таится на каждом углу. От которого не укрыться. Его единственная защита — отвертка в кармане плаща. Я послала ему билет до Нового Орлеана. Изнывая от предвкушения.
Едва он вошел ко мне в дом, порталы открылись вновь. Наша объединенная химия осветила всю комнату мягким светом, по углам заплясали янтарные радуги. Мы отметили наше воссоединение восхитительным сексом, продлившимся не один час. Его приговор на безбрачие, которое он соблюдал целых четыре года под бдительным оком церкви, отменился уже навсегда. Он был безумным любовником, необузданным, бешеным. Развращенный священник, благоговейный адепт, опытный завоеватель. Заключенный в юном и хрупком теле чокнутого художника, отравленного парами аэрозоли. Опьяняющее сочетание.
Время исчезло. Дни сливались в один долгий день. Алхимия бесконечного новоорлеанского лета, колдовской восторг. Броски вперед и назад во времени. Пейзажи духа — как поле битвы, где уже отгремевшие войны когда-нибудь грянут снова. Возвращение в прошлые жизни, к радостям и печалям, победам и поражениям, которые мы переживали вновь. Божественная пытка.
Наш психоз обострился. Неодушевленные вещи светились внутренним светом. История упорно стремилась себя повторить. Видения текли непрерывным потоком. Мы оба теряли себя. Теряли последнюю связь с реальностью. Барт обвинял меня в том, что я что-то подмешиваю в еду. Украдкой травлю его кислотой, мескалином, грибами, цианидом. Я призналась, что часто приправляю еду соками своего тела. Кровь, моча, слизь, секреции. Старый каджунский рецепт. Если кормить собаку собственным потом, то ее очень легко приручить. То же самое — и с людьми. Практикуется многими соблазнительницами. Но я сомневаюсь, что это вызывает галлюцинации.
Мы попали в ловушку своего собственного вуду. Трахались пять-шесть раз в день. Слишком взвинченные, чтобы спать. Слишком разгоряченные, чтобы есть. Иссушенные, обезвоженные. Наши тела — грязные марионетки, и кукловод остается в тени, не обнаруживает себя, и продолжает держать нас в мистическом парнике сладострастия, безумия, экстаза. Заставляет нас драться друг с другом, с самими собой и другими, которые тоже мы — с нашими многочисленными "я", которые хотят завладеть нашей силой. Драться, чтобы сохранить рассудок.
Мы оба забыли, кто мы на самом деле — каждый день, каждый час мы превращались в кого-то другого. Как будто где-то сломался пульт дистанционного управления, и мы постоянно переключилась с канала на канал, периодически застревая в очередном отречении бывшего проповедника, отказавшегося от сана, который множество раз обернулся кругом и вернулся на кафедру, дабы прочесть еще одну проповедь в глухие уши. Барт пытался меня предостеречь, но я не слушала. Я была слишком упрямой. Мы оба сошли с ума.
День— деньской -непрестанная битва. Слепое буйство стихий. Окна дрожали. Книги загорались. Фотографии рвались. Шкафы и столы тряслись, высыпая свое содержимое на пол — беззащитные кучки вещей, поврежденных вторжением сверхъестественных сил. Враг внутри бушевал и метался. Спасения не было — ни от себя, ни друг от друга. Ожесточенный экзорцизм лишь подогревал наше общее умопомешательство.
Я вызвала полицию. Я всерьез вознамерилась застрелить Барта и застрелиться самой до того, как они приедут. В тридцать три года я тоже страдала от комплекса Христа. Убедила себя, что это была кульминация моего жалкого Трипа в Смерть: мое время пришло, мне пора уходить. И я пошла. То есть, поехала. В благотворительную психиатрическую больницу. Чтобы определить туда Барта. Пока мы с ним не поубивали друг друга. У него развился маниакальный психоз: он пребывал в твердой уверенности, что наши с ним злоключения — это сложный перформанс, который ставится без сценария, записывается на видеопленку и транслируется в эфир одновременно по радио и телевидению. Может быть, так все и было. Начальные титры, шизоидные каракули-граффити… «The Animals» стонут: «Есть один дом в Новом Орлеане…»
После двух лет в Европе Флориан приехал в Нью-Йорк, но быстро разочаровался и вернулся в Берлин — ведь только в Европе нового тысячелетия жизнь обещает ему приключения и, возможно, шанс стать полезным. На Западе для него не оставалось ничего, кроме скуки и жестокости.
Конечно, роман не совсем отвечает целям и задачам Конкурса «В каждом рисунке — солнце». Если оценивать по 5-и бальной оценке именно — соответствие романа целям конкурса — то оценка будет низкой. И всё же следует поставить Вам высшую оценку в 10 балов за Ваш сильный литературный язык. Чувствуется рука зрелого мастера.
Роман, в котором человеколюбие и дружба превращают диссидента в патриота. В патриота своей собственной, придуманной страны. Страна эта возникает в одном российском городке неожиданно для всех — и для потенциальных её граждан в том числе, — и занимает всего-навсего четыре этажа студенческого общежития. Когда друг Ислама Хасанова и его сосед по комнате в общежитии, эстонский студент по имени Яно, попадает в беду и получает психологическую травму, Ислам решает ему помочь. В социум современной России Яно больше не вписывается и ему светит одна дорога — обратно, на родину.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
«Представьте себе, что Вселенную можно разрушить всего одной пулей, если выстрелить в нужное место. «Шаманский космос» — книга маленькая, обольстительная и беспощадная, как злобный карлик в сияющем красном пальтишке. Айлетт пишет прозу, которая соответствует наркотикам класса А и безжалостно сжимает две тысячи лет дуалистического мышления во флюоресцирующий коктейль циничной авантюры. В «Шаманском космосе» все объясняется: зачем мы здесь, для чего это все, и почему нам следует это прикончить как можно скорее.
Глобальное потепление, виртуальный секс, наемные убийцы, террористы —таков наш мир сегодня. Что будет, если в такой мир вновь явится Спаситель? В романе знаменитого французского фантаста Пьера Бордажа Евангелие сталкивается с современностью, вымысел —с хроникой событий, любовь —с ненавистью, а Церковь —с Христом, которого она не так уж и ждет. Появление романа произвело скандал во Франции, Люк Бессон заинтересовался этим сюжетом и взялся продюсировать киноверсию "Евангелия от змеи".
Неизвестно, в какой стране идет война. Здесь есть разрушенные города и элитные кварталы, террористы и мирные жители с синяками на плечах «от ношения оружия», вьетнамские эмигранты, словенский солдат, серийный убийца с Кипра, эстрадные звезды и шоумены. Но война — лишь информационный повод для рекламодателей, которые отдадут жизнь в борьбе за рейтинг. Головорезы-спецназовцы идут в атаку с рекламными надписями на куртках. Раздают шоколадки беженцам, неважно, что скоро их уничтожат. Телезрители не должны впадать в депрессию.
В этом романе-утопии, ставшем культовым среди определенных слоев американского общества, рассказывается о страшном гипотетическом будущем Америки, разодранной расовыми конфликтами и спаленной огнем термоядерной гражданской войны. К содержащимся в нем предположениям можно относиться, как к бреду сумасшедшего, а можно — как к гениальному предвосхищению: все здесь зависит исключительно от убеждений читателей.ФБР, естественно, окрестило эту книгу «Библией расистов»…
«Гламорама», последний роман популярного американского писателя Брета Истона Эллиса («Американский психопат», «Информаторы»), — блестящая сатира на современное общество, претендующая на показ всей глубины его духовного и нравственного распада. Мир, увиденный глазами современного Кандида, модели-неудачника Виктора Барда, оказывается чудовищным местом, пропитанным насилием и опутанным заговорами. Автор с легкостью перекидывает своего героя из Нью-Йорка в Лондон, из Лондона в Париж, запутывая его все сильнее и сильнее в паутину непонятных и таинственных событий и создавая масштабное полотно современности, живущей апокалипсическими ожиданиями.