Парадный этаж - [18]

Мисс Сарджент немного помолчала, потом спросила:

— Вы, верно, имеете в виду женитьбу?

— Да…

— Понимаю…

Нино пристально всматривался в ее спокойное лицо, повернутое к нему в профиль, но ничего не смог прочесть на нем.

— Как вам понравилась моя мать? — внезапно спросил молодой человек.

— Она такая красивая! — пылко воскликнула девушка. — Замечательная женщина! Признаюсь вам, Нино, я чуть ли не оробела, когда вошла.

Нино рассмеялся.

— Оробели? Правда?

— Я до глупого впечатлительна. Ваша мать так величественна… Какой бесподобной актрисой она могла бы стать! Так и видишь ее на сцене в какой-нибудь большой трагической роли…

Потрясенный Нино остановился, внимательно посмотрел на мисс Сарджент.

— Кто рассказал вам об этом? — спросил он почти с вызовом.

— Что рассказал, Нино?

— Что моя мать некогда, в юности, была актрисой?

Мисс Сарджент подняла на него растерянный взгляд.

— Но… никто! Я совсем ничего-ничего не знала…. О, надеюсь, вы не рассердились на меня?

— Нет, конечно… И все же странно, что вы сделали такой вывод.

— Да нет, почему, не так уж странно.

Она, очевидно, считала, что эта способность угадывать, эта медиумическая интуиция была чем-то вполне естественным. Должно быть, для нее это не было неожиданностью.

— А Перси? — спросил молодой человек после недолгого молчания. — Как вы находите его?

Лицо мисс Сарджент выразило сострадание, даже, пожалуй, нежность.

— Милый старый господин. Такой веселый с виду и такой грустный в глубине души…

— Это Перси-то грустный? Да что вы! Вот тут-то я могу заверить вас, Конни, что вы ошибаетесь. Я не знаю никого, кто так же, как он, вечно бы прыгал, даже, скорее, скакал: резиновый мячик, да и только! Его жизнь — непрестанный праздник.

— Пожалуй, примерно то же самое я и хотела сказать, — тихо произнесла девушка. — Но я, возможно, ошибаюсь. О, если он счастлив, тем лучше, тем лучше! Он такой умилительный! И такой… трогательный!

Нино промолчал. Такой эпитет по отношению к Перси показался ему абсурдным. С другой стороны, он не был уверен, что так уж милосердно называть «трогательным» человека, который ничуть не несчастен ни с материальной точки зрения, ни физически, ни морально. Не заражена ли Конни немного bitchiness[11] этим грубым и ядовитым злословием, которое еще не знают в Италии (итальянская насмешка — совсем другое дело), но которое так широко распространено в англосаксонских странах, что там пришлось даже придумать специальный термин, чтобы обозначить его. Нет. Все в ней говорило о том, что она человек не злой… Ее слова нужно понимать буквально, в их прямом значении. Если она находит Перси «трогательным», значит, он вызывает у нее искреннее сочувствие: ни больше ни меньше, и никакого уничижительного подтекста здесь нет. Нино подумал, что в ней и впрямь слишком много сострадания, если она расточает его на легкомысленного старого клоуна Перси… Его начинала раздражать мисс Сарджент и ее причуды, но что поделаешь, ведь она его гостья, к тому же он имеет на нее вполне определенные виды: значит, надо держаться, чего бы это ему ни стоило. Он думал, что она славная скаковая лошадка, и, невзирая на все ее сегодняшние высказывания — а это уже настораживало, как бы она не сорвалась в конце скачек и не оказалась аутсайдером, — Нино готов был поставить на нее все.

Он толкнул обитую дверь и пригласил мисс Сарджент пройти в маленькие ярко освещенные апартаменты, состоящие из двух смежных комнат: гостиной и спальни. За большими окнами, словно в рамке, открывался далекий вид на город и лагуну. Убранство комнат было весьма странное, нечто в духе современной зеленой молодежи: огромные афиши с кинозвездами, чемпионами бокса или бегов, картина сюрреалистического толка, бюст какого-то римского императора («Каракалла», уточнил Нино), на голову которого была нахлобучена кожаная кепка, по-хулигански сдвинутая на правую бровь, прямо на выложенном красными плитами полу лежали как попало циновки, а на них — проигрыватель, телевизор, груда дисков, транзистор. На кушетку был наброшен белый мех.

— Прелестно, — без особого восторга проговорила мисс Сарджент после довольно долгого осмотра. — Но только, Нино, — вежливо добавила она, — мне кажется, подобная обстановка больше приличествует какому-нибудь юнцу, а не зрелому мужчине…

Услышав этот дружеский упрек, Нино нахмурился. Но он подавил неудовольствие и смеясь сказал:

— A-а, это потому, что в душе я остался совсем юным!

Он усадил мисс Сарджент на кушетку, устроился рядом с ней, но на почтительном расстоянии, и, сам того не замечая, принялся поворачиваться то так, то эдак, принимать позы хорошо заученные, хотя они и выглядели вполне естественно, и все это с целью заставить оценить изящество его фигуры, а уж он-то знал ей цену. Бесчисленные победы Нино убедили его в том, что от него как бы исходит ощущение «кошачьей гибкости». И он развивал в себе это качество. Он знал, что на фоне белого меха, перед этой сдержанной и немного бесцветной девушкой он производит впечатление существа яркого, созданного из материала куда более ценного, нежели мрамор, гипс или даже золото, потому что он излучает тепло и жизнь; в нем чувствовалась дикость тигра, и в то же время это был молодой сеньор, ведущий свой род от древней линии, хозяин этого очаровательного, хотя и тронутого разрушением дворца, и он окутывал свою собеседницу взглядом властным и одновременно нежным, в котором поочередно проблескивали то ласкающая дерзость, то слишком смелые намеки. Мисс Сарджент сидела, как примерная школьница, выпрямившись, сжав колени, и в ее позе не чувствовалось ни напряжения, ни, в равной мере, непринужденности. Она не казалась ни испуганной, ни выжидающей: лицо ее по-прежнему излучало сердечную доброжелательность, словно она очутилась в детской с мальчуганом, крепким, милым, но необузданным, от которого только и жди любой выходки.