Парадный этаж - [19]

— Признаюсь вам, Конни, одна вещь меня весьма удивила, — проговорил молодой человек. — Я позволю себе сказать об этом, поскольку не боюсь быть откровенным с вами…

Мисс Сарджент в знак согласия дважды кивнула головой.

— Меня очень удивило, что вы остановились в этом пансионе; не спорю, он, безусловно, вполне приличный, но, право же, немного скучноват, а ведь у нас есть три или четыре первоклассных гостиницы, где очень весело… У вас были какие-то определенные соображения?

— У меня были самые определенные соображения, — ответила она безмятежно. — Просто мои средства ограничены и не позволяют мне останавливаться в тех дворцах, о которых вы говорите.

Нино потребовалось призвать на помощь все свое хладнокровие, всю свою выдержку, чтобы не показать, какой удар ему нанесен, каким новым потрясением явилось для него это признание. И все же ему пришлось опустить глаза, так как, будучи уверенным в том, что он сумеет держать в подчинении свои мускулы, не дрогнуть, он отнюдь не был убежден, что сможет встретиться с Конни взглядом: внезапная жесткость взгляда может выдать, даже если лицо бесстрастно.

— Должен ли я понять это так, — с осторожностью спросил он, — что ваша семья ограничивает вас в расходах?

И действительно, в голове его вдруг промелькнула мысль, что эта девочка, возможно, немного не в себе и семье пришлось взять ее под опеку. Может быть, ей выплачивают ренту независимо от величины состояния Сарджентов, в ожидании, когда они отделаются от нее, спихнув на руки мужу. Это предположение объясняло многое, рассеивало неясности. Оставалось узнать, чем семья Сарджент предполагает соблазнить будущего мужа? Весомым приданым? Участием в делах? Вот это придется обсудить в деталях…

— О нет, — сказала мисс Сарджент с мягкой улыбкой. — Семья меня ни в чем не ограничивает. Все они чудесно ко мне относятся, и отец, и мать, и брат… Нет, я сама ограничиваю себя в расходах на личные нужды… Добровольно.

— Но зачем? — спросил Нино, поднимая глаза и отваживаясь наконец взглянуть девушке прямо в лицо. Он улыбался, так улыбаются, услышав о какой-нибудь пустяковой причуде.

На сей раз мисс Сарджент как будто немного смутилась, немного заколебалась.

— Затем… затем, что я хотела бы жить как человек, владеющий немногим, — ответила она еще более сдержанным, более слабым, чем раньше, голосом, и она смотрела прямо перед собой, ничего не видя.

Все это показалось Нино чем-то таким же глупым и бессмысленным, как дурной сон. Не пора ли перейти в наступление, сыграть ва-банк? Пока эта девочка не возбуждала в нем ни малейшего желания, но он знал, стоит ему обнять ее и прильнуть губами к ее губам, как старые рефлексы проснутся и все будет просто: привычка. Он вспомнил слова, как-то сказанные ему матерью, укорявшей за его слишком частые приключения, которые всегда кончаются неудачей: «Нино, не отдавайся до брачной ночи». Этот претенциозный совет дамы-патронессы, данный на полном серьезе, тогда позабавил их, они весь вечер смеялись, радуясь взаимному пониманию и тому чуть язвительному юмору, которым оба они обладали и который сближал их, несмотря на различие в возрасте и сдержанность, в любом случае предписываемую семейными традициями. Но по отношению к мисс Сарджент материнский совет был неуместен, ведь Конни совсем не походила на светских амазонок, а именно против них графиня Казелли предостерегала сына. Когда, черт подери, эта девочка влюбится в него, посмотрим, как станет она обходиться со своими деньгами, и если она по-прежнему будет ограничивать себя в расходах… Он хотел придвинуться к ней (может быть, просто для того, чтобы взять ее руку или погладить по щеке), но она снова заговорила с видом прилежной девочки:

— В тот вечер, в посольстве, мне показалось, будто вы с одобрением относитесь к моим словам… А сейчас я думаю, поняли ли вы меня тогда… Нет, простите, я не это хотела сказать! Я хотела сказать: я думаю, ясно ли я выразила свои мысли… Не спорю, и место, и время были выбраны не слишком удачно, о таких вещах не говорят на светском приеме, во время званого обеда… Но не скрою от вас, Нино, ваша любезность по отношению ко мне, симпатия, которую, как мне показалось, вы выказали так быстро, так непосредственно… и потом еще ваша простая, естественная манера разговаривать… среди всех этих людей, когда почти каждый разыгрывает какую-нибудь роль и ни одному из них невозможно сказать даже половины того, что я сказала вам, не попав тотчас в ужасно неловкое положение… все это привело к тому, что я забыла, где нахожусь; а ведь именно в посольстве, больше чем где-либо, нет места искренности; я уже не видела больше никого и ничего, кроме вас, вашего красивого и доброго лица, и мне почудилось, будто среди этого сборища людей — хотя — никто из них, я в этом убеждена, сам по себе не является дурным человеком, но, сойдясь вместе, они становятся — о, боже мой! — такими безнадежно легкомысленными, что испытываешь почти стыд за то, что находишься в их обществе, — так вот, мне почудилось, будто я с вами нахожусь как бы на островке… Я попала туда лишь потому, что меня пригласил посол, он старый друг нашей семьи, даже родственник, он знал меня еще девочкой… Словом, я приняла приглашение; к счастью, встретила там вас, и мне сразу стало тепло на душе, так дружески вы отнеслись ко мне… Вот почему, Нино, я говорила с вами о вещах, о которых, не будь вас, пришлось бы молчать. А ведь вы были совсем незнакомы мне, я едва расслышала ваше имя. Но это, право же, не играет никакой роли: нельзя любить людей только за то, что они носят такое-то имя, занимают такое-то положение или делают то-то и то-то, их надо просто любить, вот и все…