Парадиз–сити - [9]

Джанкарло с возрастом стал все больше походить на своего отца. У обоих были густые темные волосы (вот только у сына они были длинными и закрывали уши и шею) и угольно-черные глаза. Сын со своими шестью футами роста был чуть выше отца, зато имел такую же походку и манеры. А вот улыбка у Ло Манто — младшего была уникальной. Она была выразительной и открытой, как восход солнца, и немедленно завоевывала сердце того, кому была адресована. Прибегая к ней как к испытанному оружию, он сумел вскружить голову многим женщинам, правда, лишь в тех случаях, когда ему было необходимо получить от них важную информацию. Однако Ло Манто редко использовал ее, общаясь с добропорядочными молодыми дамами, с которыми настойчиво знакомила его мать.

Ло Манто пересек дорогу на красный свет, не обращая внимания на злые крики водителя красного «Фиата», и вышел на площадь Данте. Вытащив из кармана новую пачку жевательной резинки, он открыл ее и сунул в рот сразу три подушечки. В большинстве культур давление, оказываемое на молодых мужчин с целью заставить их жениться, было обычным явлением. В Неаполе с его древними традициями оно было почти невыносимым. Однако, как бы ни давили на Ло Манто родственники и коллеги, сам он никогда не рассматривал такую возможность. Он не собирался оставлять после себя заплаканную вдову, а, учитывая характер своей работы и людей, с которыми ему приходилось иметь дело, это был единственный возможный исход его женитьбы.

Джанкарло Ло Манто не хотел, чтобы кто-нибудь растрачивал свою любовь и слезы, рыдая на его могиле.

Глава 4 Нью-Йорк. Лето 2003 г.

Пит Росси сидел за массивным письменным столом из красного дерева, спиной к Гудзону, в неподвижных водах которого, словно в зеркале, отражалась панорама Нью-Йорка. Его пальцы с ухоженными ногтями покоились на ручках кресла, обтянутого итальянской кожей. Он был настоящим красавцем с загорелым гладким лицом и темными, как зимнее небо, глазами. Густые каштановые волосы зачесаны назад, но две непослушные пряди упали на лоб. На Росси был темно-синий костюм от Армани, сорочка в тонкую голубую полоску от Дж. Трипплера и кроваво-красный галстук, а также выполненные в одном стиле золотые запонки и булавка на галстуке. Одним словом, Росси можно было хоть сейчас помещать на обложку снобистского журнала «GQ»[2].

Росси окончил экономический факультет университета в Бостоне и получил степень бакалавра в университете Нью-Йорка, оказавшись лучшим выпускником в обоих вузах. Он являлся президентом экспортно-импортной компании с многомиллионным оборотом, совладельцем трех ресторанов на Манхэттене и одного ресторана выездного обслуживания в Бронксе. Росси сторонился биржи, предпочитая вкладывать свободные деньги в муниципальные облигации, казначейские векселя и акции европейских компаний-операторов мобильной связи. Он был женат и жил в сумасшедшем темпе, его лицо появлялось на страницах скандальных газет Нью-Йорка не реже, чем в солидных финансовых изданиях. Для тех, кто следил за новостями делового мира, Пит Росси являлся молодым бизнесменом, быстро идущим в гору. Что касается преступного мира, то он уже давно находился в его центре.

Самый молодой и наиболее влиятельный из крестных отцов каморры, он активно внедрял в практику новые подходы к контролю над разветвленной преступной империей. Некоторое время назад главари каморры решили оставить место в газетных заголовках и списках арестованных для своих островных коллег — сицилийских мафиози. Они сочли, что вести бизнес прежними методами и щеголять своей принадлежностью к бандитскому братству стало с некоторых пор невыгодно и опасно. Каморра начала продвигать своих членов вверх по социальной лестнице. Она набирала молодежь из семей либо неимущих, либо задолжавших ей, либо просто тех, которые хотели, чтобы их дети вырвались из нищеты, отправились в райскую страну за океаном, получили там прекрасное образование и затем наслаждались жизнью. Старшие каморристы приглядывались к каждому новобранцу и давали ему образование, отвечающее его навыкам и способностям, причем в любой области знаний — от медицины до финансов. За последние четыре десятилетия каморра проникла во все сферы общественной жизни — как в Неаполе, так и в Нью-Йорке, выглядя вполне благообразно и добропорядочно для постороннего взгляда и одновременно верша грязные дела в темноте и молчании. Среди тысяч рекрутов каморры самым лучшим — как, впрочем, и везде — оказался Пит Росси, сын уважаемого дона.

Росси глубоко вздохнул и, подняв взгляд от лежавшего перед ним гроссбуха, посмотрел на мужчину постарше, сидевшего по другую сторону стола с незажженной кубинской сигарой в правой руке.

— Кто-то сливает ему информацию изнутри, — сказал Росси, откинувшись на прохладную спинку кресла. — Скорее всего, какой-нибудь стукач.

— Кем бы он ни был, он не может занимать сколько-нибудь высокое положение в нашей иерархии, — ответил мужчина. — Иначе этот коп доставлял бы нам гораздо больше проблем.

— За последние годы по его милости мы понесли убытки на 154 миллиона долларов, — проговорил Росси звенящим от гнева голосом. — Этих «проблем» для тебя недостаточно, Фрэнк?