Парад планет - [21]

…Здание морского вокзала, отлогие холмы на фоне недоступных гор, дома и домики, рассыпавшиеся по холмам, пальмы, кипарисы — все это перестало быть маячащей картинкой, сделалось реальностью. Теплоход был накрепко пришвартован к причалу, по трапу пестрой вереницей спускались пассажиры с поклажей в руках, по деревянному настилу из специального трюма съезжали на сушу автомобили.

Сойдя с трапа в общей группе, Наташа еще по инерции сделала вместе со всеми несколько шагов, остановилась. Стояла на солнцепеке, с нетерпением следила за васильковыми «Жигулями», осторожно скатывавшимися по настилу. Выбравшись наконец на асфальт, «Жигули» сделали лихой разворот, затормозили. Веденеев выскочил из машины, галантно распахнул перед Наташей дверцу.

Ехали по горной дороге. Виктор время от времени смотрел в зеркальце, смотрел — и каждый раз убеждался, что желтенькие, яичного цвета, «Жигули» не отстают, продолжают преследование.

— Слушай, они от нас не отстанут.

— Мы им нравимся, что особенного? Они хотят дружить!.. А ты эгоистка.

— Я эгоистка. Это плохо? Мне никто не нужен, кроме тебя!

— Ну давай тогда пошлем их?

— У нас просто нет другого выхода…

— Сейчас же немедленно пошлем!

— Давай.

Желтые «Жигули» засигналили, высунулась из окна Альбина, призывно взмахнула рукой. Виктор тоже засигналил в ответ, но останавливаться не стал, наоборот, только прибавил скорость. Прибавили скорость и «Жигули».

— Ничего не выйдет. Они в нас влюблены, — вздохнул Виктор.

Он притормозил, поехал медленно, поджидая нагонявший их автомобиль. «Жигули» приблизились, были уже рядом, но, приблизившись, вдруг нырнули влево и обошли Веденеевых, даже не замедлив хода. Альбина снова высунулась из окна, снова махнула — уже на прощание…

— Смотри-ка… Мы переоценили их чувства!

Оба стали смеяться. Потом Виктор обнял Наташу свободной рукой, потом захотел обнять обеими и — остановил машину.

Теперь Наташа сидела сзади, поджав ноги. Был вечер. Въезжали в Москву.

Веденеев притормозил у светофора, осторожно объехав грузовик, перебрался в свободный левый ряд. Посмотрел в зеркальце: Наташа мирно дремала на заднем сиденье.

— Ты что-то сказал или мне послышалось?

— Я сказал — очнись. Кончился отпуск.

— Как, уже? Нет-нет, — пробормотала Наташа, не открывая глаз.

Зажегся зеленый, Веденеев плавно тронул машину, включил приемник. Послышался знакомый мотив, чуть погодя вторгся настойчивый баритон Магомаева. Веденеев, выждав момент, вторил ему, как мог, тоже баритоном… Они ехали по проспекту, Москва надвигалась, все оживленнее становилось кругом, ярче огни, все больше прохожих, одетых празднично, неспешно бредущих; лето кончалось, еще два-три дня — и осень, долгая череда будничных ненастных дней…

— Потерпи, через десять минут будем дома. Ляжешь по-человечески.

— Хорошо.

— Наташа!

— А… что?

— Не спи.

— Хорошо.

— Говоришь «хорошо» и спишь.

— Не сплю, не сплю. — Она вдруг рассмеялась. — Ты сейчас запел, и знаешь, что я вспомнила? Как мы тебя уговаривали петь.

— Когда? — удивился Виктор.

— У Мамонтовых. Всех уговаривали, помнишь? И никто не соглашался.

— Какие воспоминания!

— Да. И как ты меня не пошел провожать.

— Ну хватит!

— Почему хватит? Я тебе этого никогда не забуду!

— Но я был в полной уверенности…

— Не был ты в полной уверенности.

— Вы с ним целовались.

— Целовались — тебе назло. Я подумала: ну неужели он на меня не посмотрит!

— И что?

— Не посмотрел! Ты не обращал внимания на женщин. Ты был весь в науках. Ты был синий чулок. Можно так сказать про мужчину?

— Синий носок, — усмехнулся Виктор.

Он обернулся к ней, будто хотел сейчас исправить свою давнишнюю оплошность, потянулся к ней губами, поцеловал.

На изгибе магистрали Виктор сбавил скорость, и тотчас же черная «Волга» воровато вынырнула справа, прижала и обошла. Мелькнуло и навсегда растворилось в сумерках бравое лицо молодого лихача.

— Что ты молчишь? Наташа?

— Да.

— Что — да? Опять спишь?

Он покрутил ручку, прибавляя звук в приемнике, голос Магомаева приблизился, но Наташа даже не пошевелилась.

Впереди был перекресток, знакомая черная «Волга» стояла в ожидании у светофора. Веденеев не стал торопиться, приближался потихоньку, но как только зажегся зеленый, он как из засады выскочил — не сбавляя скорости миновал перекресток, миновал замешкавшегося лихача… Занял левый ряд, двинулся вдоль газона, узкой полоской вытянувшегося посредине проспекта. Посмотрел в зеркальце: «Волга» шла позади, собираясь предпринять очередной маневр. Посмотрел в зеркальце, перевел взгляд на дорогу — перевел — и глазам своим не поверил… Высокая старуха в длиннополом плаще, в темном платке, с традиционной палкой в руке появилась из-за кустов, как ни в чем не бывало сошла с газона, двинулась наперерез… Веденеев надавил на педаль тормоза… Он близко увидел ее лицо, услышал, вернее, физически ощутил тяжкий, глухой удар.

«Жигули» еще проползли по инерции несколько метров, наконец остановились. В зеркальце была видна мостовая, резко затормозившая черная «Волга», а чуть сбоку, у бордюра, — темнело, бесформенно громоздилось то, что еще недавно было высокой старухой с палкой…

Веденеев сидел в оцепенении, Наташа спросонья испуганно смотрела на него.