Парад планет - [88]
Завершая музыкальную программу, выступил электронный буфетчик Поликарп. Гай-гай, имея семипалые руки, он вышел на сцену с тремя инструментами, будто он сам — целое трио, будто он — украинский народный музыкальный ансамбль. И как только ему удавалось одновременно играть на скрипке, на контрабасе и на бубне? Но он играл! Скрипка в его руках плакала чайкою так, как, наверное, еще никогда не плакала у Ойстраха или Козолуповой; контрабас рыдал басом в четыре струны; а бубен гремел под палочками туго натянутой шкурой, звенел бубенцами, которые рассыпали звуки по сцене, будто серебряные дукаты.
Можно было б еще рассказать о том, как молодые роботы из летучего отряда исполняли «Танец маленьких лебедей», как Мартоха и робот Леонардо Явтухович исполняли дуэт Одарки и Карася из прославленной оперы Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем»; как один из остроумных роботов выступал в оригинальном жанре — имитировал голоса старшего куда пошлют Хомы Хомовича, бывшей пройдохи и спекулянтки Одарки Дармограихи, почтальона Федора Горбатюка; как роботы фехтовали на шпагах, ходили по канату, держа в руках жердину для равновесия, как доставали из пустой шляпы живых голубей, цветные ленты, стаканы с водою… И как яблоневские колхозники во втором отделении концерта отблагодарили талантливых роботов-аматоров сюрпризами не меньшей художественной ценности, а именно: поставили интересную оперетту из жизни роботов. Гротескная и ироническая, эта оперетта рассказывала о том, как роботы живут и работают, как влюбляются и выходят замуж, как рождают детей и мечтают о счастье. Конечно, можно попытаться об этом рассказать, но нет еще таких слов, которые во всей полноте передали бы грандиозный успех концерта, поставленного роботами и колхозниками.
А на следующее утро едва ли не вся Яблоневка высыпала на околицу — прощаться с летучим отрядом роботов. Под сенью сребролистых яворов смеялись, обнимались, целовались. А потом роботы, сбившись в кучу, заплакали. Обильные слезы катились по их щекам, по груди, капали на пожелтевшую траву. Аж заходился от рыданий робот Леонардо Явтухович Датунашвили, которому, видно, и по должности полагалось больше всех горевать в-час расставания.
— Так плачут, будто руки их не наработались в нашем «Барвинке», ноги не находились и глаза не нагляделись, — глубокомысленно молвил долгожитель Гапличек.
— Ну, хлопцы, поплакали перед дорогой — и хватит! — скомандовал робот Леонардо Явтухович. И когда большая толпа электронных манипуляторов по его приказу перестала плакать, обратился к яблоневцам: — Спасибо, что вы подарили нам эти горькие слезы! Мы, роботы, редко плачем, только от большого горя, — вел дальше Леонардо Явтухович, шаркая гусеницами по траве. — А когда плачем, то из наших механизмов удаляются вредные химические вещества, которые укорачивают нам жизнь. Чем больше плачем, тем больше удаляются, поэтому мы делаемся крепче, здоровее и моложе. Спасибо же вам за эти горькие слезы разлуки, которые придали нам силы и бодрости!
И, поднимая тучу пыли, будто отара овец, летучий отряд роботов двинулся по дороге, с каждой минутой все дальше удаляясь, растворяясь в голубой дымке осеннего дня…
— Ты ж гляди, — вслух размышлял чудотворец Хома, возвращаясь с Мартохой домой. — У каждого свое искусство долголетия и омолаживания. У нас с тобою макробиотический дзен и сорокадневное голодание, а у роботов — слезы!
— Мафусаил поплакал — и вправду будто помолодел на несколько лет, — вздохнула Мартоха.
— Может, и нам надо почаще с горя плакать? Научиться у роботов молодеть и крепнуть от слез? — размышлял дальше грибок-боровичок. — Роботы бы у нас переняли макробиотический дзен или голодание, ибо должны же мы их отблагодарить за науку. Хорошо жить в согласии: роботы нам, а мы — роботам.
И старший куда пошлют запел песню, которую перенял у робота Мафусаила Шерстюка:
—
Мартоха, идя рядом с ним, невольно засунула руку под мышку грибку-боровичку, напрасно нашаривая там кнопку, которую звездной ночью нащупала под мышкой у ухажера Мафусаила…
А сам робот Мафусаил в эту минуту двигался в толпе электронных манипуляторов по дороге, ведущей к другому колхозу, и, конечно, предавался сладким воспоминаниям о Мартохе и остальных яблоневских молодицах, вспоминал закуски и хмельные напитки, от которых его спасала система противопожарных средств и безотказный датчик огня, и пел песню, которой научился у старшего куда пошлют, и его пылкое пение поддерживал и подхватывал весь летучий отряд роботов, гоня перед собою эхо по осенним полям:
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Наша яблоневская Мартоха недаром так трепетала, когда против своей воли в чудесную звездную ночь очутилась на руках робота Мафусаила Шерстюка. Ведь над колхозом «Барвинок» летали и летают не только наши искусственные спутники, а и чужие. Вот с этих-то искусственных спутников зловредная буржуазная пропаганда и подглядывает, заквасилась ли закваска у самогонщицы Вивди Оберемок, завез ли на ферму корма фуражир Илько Дзюнька, сходил ли до ветру долгожитель Гапличек. Их наисовершеннейшая фотоаппаратура не дремала на искусственных спутниках и в ту памятную ночь…
