Парад планет - [83]

— 

Знаменитый семипалый электронный буфетчик Поликарп, сияя хромированными деталями, компанейски подпевал за стойкой:

— 

Временами пение робота Мафусаила и робота Поликарпа сливалось воедино, поражая своей стройной гармоничностью, которую могли достичь только талантливые манипуляторы:

— 

Яблоневка издавна славилась певучими голосами, которые брали за живое, но такой задушевной слаженности, такой сердечной искренности, с какой пели эти два робота, Хоме Хомовичу еще не приходилось слышать. Боль и страдание звучали в песне Поликарпа и Мафусаила, отчаяние и слезы слышались в этом их:

— 

И грибок-боровичок, который заглянул в буфет, чтобы выпить пива, вдруг испытал адские муки раскаяния: потому что робот Мафусаил убивался по работе в коровнике не меньше, чем убивался когда-то он, отлученный от ударного труда. Ударив себя кулаком в грудь так, что аж загудели восемь шейных, двенадцать грудных, пять поясничных, пять крестцовых и один кострецовый спинномозговые нервы, раздосадованный чудотворец Хома подступил к роботу Мафусаилу:

— Прости, брат Мафусаил! — произнес он спекшимися от жажды устами.

А поскольку отчаянию робота Мафусаила не было границ, он знай себе пел дальше:

— 

Старший куда пошлют подсел к роботу Мафусаилу, так и замершему с закрытыми сернисто-кадмиевыми фотоэлектрическими элементами, и, всхлипнув и набрав в легкие воздух, подтянул:

— 

Грибку-боровичку еще никогда не приходилось петь с роботом, да еще и разделяя его неутешное горе, в которое он сам же его и вверг своим махровым эгоизмом. Пробужденный Мафусаил раскрыл сернисто-кадмиевые фотоэлектрические элементы, на всякий случай потрогал в нагрудном кармашке датчик огня, ибо сразу вспомнил, как он едва не сгорел на ферме под испепеляющим взглядом старшего куда пошлют.

— Прости, брат Мафусаил! — повторил чудотворец Хома. — Всегда честное дело делаю смело, всякое дело начинаю с головы, и нет для меня ничего дороже щедрого труда и мозолистых рук. Нет горя большего, когда от работы силком отлучают, а тут еще какая-то холера принесла тебя на ферму, и ты встал к транспортеру.

— У роботов все как и у людей, — всхлипнул Мафусаил. — Труд робота кормит, а лень портит.

— Ведь вы, роботы, как? Сказано вам на работу в шесть — вы в шесть, сказано с работы в семь — вы в семь. А мы, колхозники, привыкли по-всякому… Вот я и приходил целую эту неделю чуть свет в коровник, быстренько делал всю работу и ворон не ловил, так что тебе и навильника не оставалось. Ибо не мог какому-то приезжему роботу отдать свою работу, без которой я не старший куда пошлют, а черт знает что!

Если б тут не включилась противопожарная защитная система, которой оборудовали Шерстюка, то от услышанного Мафусаил, наверное, самовозгорелся бы, напустив дыму полную чайную и испортив настроение некоторым завсегдатаям, которые тут отдыхали, пока роботы за них работали. А когда опасность миновала и совершенная противопожарная защитная система отключилась, робот Мафусаил удивленно сказал:

— Значит, Хома Хомович, ты не из тех, которые в тенечке траву мнут, пока другие люди жнут?

— Конечно, не из тех, Мафусаил! Мокрое полено огонь не лижет.

— И я не из тех роботов, которые лежат и ждут, лишь бы сало завязалось, или для которых лучшая вещь — поесть да на печь!

Вот так объяснившись, грибок-боровичок встал на ноги, а робот Мафусаил на вездеходные гусеницы — и подались они на колхозный коровник. Прибыв на место, они включили скребковый транспортер, и через каких-нибудь полчаса в коровнике царила стерильная чистота.

После работы старший куда пошлют повел Мафусаила Шерстюка не куда-нибудь, а домой и познакомил с родной женой Мартохой. Конечно, молодица обрадовалась гостю и, прохаживаясь по хате, будто пава, и поглядывая, будто ясочка, проворно накрыла на стол. Глядя на Мартоху, робот Мафусаил тоже хотел бы выгнуть брови дугой, да где их возьмешь? Так хотелось быть полнолицым, как месяц, но не суждено было. Поэтому гость лишь поблескивал сернисто-кадмиевыми фотоэлектрическими элементами и двигал под столом гусеницами так, что шины все время отзывались сладкой фортепианной музыкой.

— Ну, брат Мафусаил, чем богаты, тем и рады, не чурайся нашего хлеба-соли, — приглашал грибок-боровичок робота за стол, будто ему не впервой угощать таких модерновых манипуляторов.

Мафусаила долго упрашивать не пришлось, он выпил добрую чарку горилки, так что даже в голове его пискнул датчик равновесия, корректирующий все его движения, и сказал учтиво:

— Эге ж, все отведаю, не стану сидеть, как сваха в гостях.

И так навалился на закуски и напитки, что Мартоха подумала: «Видать, робот не простого роду — пьет горилку, как воду».

Как известно, горилка никого еще до добра не доводила… Даже в сернисто-кадмиевых фотоэлектрических элементах Мафусаила стоял густой туман, вокодер, обеспечивавший проведение речевых сигналов в ассоциативные устройства, начал путаться и заедать, ибо какая уж тут фильтрация сигналов! «Гай-гай, — сочувствующе думала Мартоха, — а что станется с его фотодетектором, фотодиодом и фототранзисторами! Жалко мне его чувствительности к инфракрасному излучению, а еще визуальной и позиционной связи, а еще насоса с радиальной осью вращения, ой жалко, жалко!»