Парад-алле - [4]

Работаем в полупустом зале, хотя раньше наши представления проходили с аншлагами. За несколько дней до премьеры на окошке кассы цирка висело чуть хвастливое объявление «Билетов нет!». А теперь? Пачки ярких билетов с неоторванным контролем так и пылятся в кассе.

Непривычно тихие аплодисменты звуковой волной взмывают под своды зала и теряются где-то там. На высоте, ведомой лишь воздушным гимнастам. Тусклые овации дополняет музыка, никто не вызывает нас на бис.

В моей гримерной сидит, обнимая гитару, поющий Бом. Тут же – несколько артистов и двое униформистов, ожесточенно терзающих телефоны.

На грязноватом подоконнике одиноко стоит бутылка из зеленого стекла, почти до самого горлышка заполненная окурками. Этот мерзкий предмет целиком завладел моим вниманием, вытесняя собой и мерное шипение телевизора, и перепуганные голоса за дверью, и мертвый телефон в руке. Почему никто не отвечает? Почему нет связи? Почему не работает интернет? Почему не ловит радио? Почему здесь стоит эта бутылка? Почему все это происходит со мной? Сердце стучит так громко, что кажется, будто его стук заполнил собой всю комнату. Что-то произойдет. Скоро. Что-то будет, я чувствую. Что-то стоит на пороге. Мне страшно. Причем страшно настолько, что леденеют руки, а лихорадочное бурление мыслей в голове не дает сосредоточиться и понять, чего я, собственно, так боюсь, и что делать.

Кажется, я сплю. Мы все спим, просто спим, и нам снится кошмар. Скоро наступит утро и мы, проснувшись из-за ощупывающих лицо солнечных лучей, в панике подбежим к окну и вздохнем с облегчением. Ничего этого не было: ни танков, ни солдат, ни новостей. А все эти страшные кадры, летящие с экранов телевизоров, нам просто приснились. И все радиосводки нам послышались – сигнал плохой.

Еще раз набираю домашний номер. Вызов. Связь установлена. Условная переадресация. Ничего. Пустые гудки, писк, тишина. Методично, один за другим, обзваниваю друзей, коллег и знакомых. Глухо.

В голове стало вдруг пусто и гулко, все мысли улетучились, оставив после себя непривычную тишину. Стоя у клетки, я просто наблюдал за тигром, а тот – за мной. И на миг мне даже показалось, что все как обычно, все хорошо, и стоит мне выйти в коридоры, вокруг будет царить привычная суета, в учебном манеже будут репетировать артисты. Контролеры в ярко-красных пиджаках будут сновать между кресел и проветривать зал, в фойе их коллеги будут кричать «Не толпимся, уважаемые зрители, проходим!». Гардеробщицы будут предлагать бинокли, у каждой колонны начнут продавать программки, по всему фойе заблестят и замигают разные игрушки, на прилавок буфета выставят слишком сладкий попкорн. На первом этаже начнут фотографироваться с верблюдом, собаками, питоном и огромными облаками сахарной ваты. Конюхи засуетятся вокруг лошадей. И прозвенят звонки. Первый, второй, третий. И погаснет свет в зале, и…

Сирена взвыла так резко и громко, что тигр по кличке Шрам подскочил, прижал уши и зарычал, а я поймал себя на мысли, что и мне хочется сделать примерно то же самое. Просто от испуга. Рык донесся и из соседних клеток.

Сорвавшись с места, я помчался выяснять, в чем дело, растолкав по пути двух растерявшихся конюхов. Что случилось? Пожар? Потоп? Террористы? Сирена выла, и чем дольше это продолжалось, тем стремительней нарастала тревога. У самого манежа на меня буквально налетели Бом и Герман – его партнер по номерам. Говорили они оба сразу, сбивчиво, а вокруг стоял такой шум, что единственное, что мне удалось выяснить, – случилось нечто из ряда вон выходящее. Что-то, чего не учли на учебных тревогах и о чем не рассказывали сотрудники службы безопасности. Если бы произошел пожар, или землетрясение, или кто-то обнаружил бы подозрительную забытую коробку, все, как один, знали бы, что следует делать. Помчались бы за огнетушителями, эвакуировали бы из здания животных и персонал, вызвали пожарных, полицию, саперов, в конце концов! Выбегая в зал, подталкиваемый клоунами, я уже нарисовал в своем воображении каких-то головорезов в черных масках и с автоматами наперевес и поспешно вспоминал, что нужно делать при захвате здания.

Однако никаких террористов в здании не оказалось. Хотя, судя по неразберихе, проблема была не меньшего масштаба, но ее сути я понять никак не мог. Толкающие меня к выходу Бом и Герман все время твердили, что нет времени, все вопросы потом, что я сам пойму, что к чему, и все повторяли про какие-то четырнадцать минут. Краем глаза я успел заметить, что многие на предельной скорости рванули к вольерам, и хотел было присоединиться, но Бом с такой силой тянул меня за собой, что, как ни упирайся, бежать следом все равно пришлось.

– Бом, а как же Шрам и Мартин?..

Но на клички животных, которых надо было спасти во что бы то ни стало, ни он, ни Герман никак не отреагировали, только повторяли как заведенные: нет времени.

– Я не могу их там бросить!

Вцепившись в перила лестницы, ведущей в фойе второго этажа, я заставил клоунов остановиться.

– Нет, это я тебя не могу бросить! – крикнул Бом и, буквально схватив меня в охапку и пребольно ударив по пальцам, заставил отпустить перила.