Парад-алле - [33]

– «Да будет свет!» – сказал монтер, – рыжий торжественно перевел рубильник в положение «Включено». Ничего не произошло. Генератор не загудел, свет не зажегся, – и перерезал провода, – добавил мой спутник.

Затея с освещением бункера потерпела фиаско. Но в комнате напротив, которая использовалось как склад, мы нашли коробки со свечами, вполне еще пригодными для освещения комнат, и спички. И, как герои старинных готических романов с замками, тайниками, фамильными секретами и призраками, мы вошли в последнее помещение бункера. Им оказалась громадная зала с массивным подковообразным столом, высоким сводчатым потолком, отражающим от своих величественных сводов даже эхо наших шагов, и картами.

На покрытом пушистой пылевой скатертью столе отпечатались следы птичьих лапок. Я со вздохом поднял голову и, как и ожидал, увидел разгуливающую по столу Птицу. Она не хихикала, наверное, сама была увлечена исследованием подземного зала, а до меня с моими страхами ей не было ровным счетом никакого дела. Под пристальным взглядом Бродяги сумасшедшая птица, распушив перья на хвосте, вспорхнула под куполообразный потолок и попыталась отгрызть некогда подмигивавшие кокетливым блеском украшения с большой люстры. Я забеспокоился, как бы это существо не подавилось ими и не упало пернатым трупиком мне на голову. Но за него волноваться не стоило – вскоре оно оставило люстру в покое и спикировало на высокую резную спинку одного из стульев. И не мигая уставилось на меня оттуда. Если бы мне довелось увидеть эту птицу сейчас впервые, я бы принял ее за плод фантазии сумасшедшего таксидермиста. Но чучела не хихикают и не пытаются закусить стеклянными шишечками со старинных люстр. Я подумал, что раз уж все равно схожу с ума, то имеет смысл хотя бы немного познакомиться со своими галлюцинациями.

Пока усаженная на один из стульев Вера отряхивала пыль со старой географической карты, расстеленной на столе, я подошел поближе к пернатому существу и попытался погладить его, смутно при этом надеясь, что оно растает в пропыленном воздухе. Но Птица вдруг извернулась, раскрыла красногубую пасть и тяпнула меня за палец так, что на пол закапала кровь. Я зашипел, а это чудовище спрыгнуло со спинки стула на стол, отыскало там курительную трубку и сунуло ее в рот. Или в клюв.

– Циркач, ты в порядке? – послышался над моим ухом участливый голос Короля.

Лучше бы он ни о чем не спрашивал. Тогда меня не начала бы бить нервная дрожь.

В порядке ли я? Да, мать твою! В порядке, конечно!

– Можно заночевать здесь, – предложил Король немного погодя. – Утром попробуем выбраться в туннель, а уже оттуда – на «Проспект».

– Мне нельзя на «Проспект», – вдруг встрепенулась Вера.

– С чего это? – удивился Эмиль.

В ответ девушка молча задрала рукав растянутого свитера и показала грубо вытатуированную змею на плече. Метка Гадюк, известной всему метро воровской группировки.

– Надо же, – цыкнул я, оглядев Веру.

Король присвистнул.

О Гадюках, неуловимых женщинах-воровках, слышали все жители подземки. Рассказывали, что они могут проникать в любые помещения, брать, что вздумается, и уходить незамеченными. Но вступление в банду было чревато. Если на станции ловили Гадюку, ей в лучшем случае ломали руки. А уж если при ней находили награбленное, могли и вовсе казнить, судив скорым военным трибуналом.

– И что с ней делать? – спросил Эмиль, почесывая затылок.

Я и сам задавался этим вопросом. Спасенная девушка оказалась воровкой, которой заказан путь на любую из станций Сибирского союза. Там ей сразу грозит или изгнание, или смертная казнь.

– Если узнают, что она из Гадюк…

– Как?

Глаза Короля хитро блеснули, и он продолжил:

– Если она не будет светить своей меткой, никто даже не подумает, что она – одна из этих. Просто бедная неходячая девочка, которую мы геройски отбили у каких-то отморозков.

От последней фразы Веру передернуло. Она вжалась в спинку стула и зло посмотрела на рыжего.

– Вот как она может воровать? Посмотри в ее честные глаза, Циркач.

Я посмотрел и увидел, что глаза у Веры голубые, с отражающимися в них огоньками свечей. Но особой честности в них не мелькало.

– А как ты вообще умудрялась что-то красть? – этот вопрос, видимо, уже давно крутился на языке у Короля, но он не решался его задать.

Вера вздохнула и опустила обритую голову, уткнувшись неподвижным взглядом в сомкнутые на коленях пальцы.

– Когда умер мой отец, надо было как-то зарабатывать на жизнь.

– Ну, и нашла бы себе работу на станции, чего сразу в воровки идти? – удивился я.

В ответ Вера расхохоталась, запрокинув голову.

– Мой папаша работал на братков с «Площади». Знаешь таких? И задолжал им столько, что если работать на ферме или шить плащи, в жизни не расплатиться.

– То есть, ты теперь покрываешь долги отца? – уточнил я.

Вера кивнула.

– А если не отдашь? – осторожно спросил Эмиль, заглядывая девушке в глаза.

Та провела большим пальцем по шее и уронила руку на колено.

– Потом меня сломали – и все, – прошептала Вера, уставившись на свои ноги.

Больше от нее ничего нельзя было добиться. Девушка отвечала на наши вопросы настолько туманно, что ее ответы окончательно поставили нас в тупик. Особенно она старалась обходить стороной Флинта, словно ее с ним связывало что-то кроме долга.