Парацельс - [43]

Но эти мистические стороны магии не являются главным для Агриппы. Позднее в своих письмах он говорил, что не верит в силы оперативной магии, считает веру в возможность вызывать демонов и овладевать их силами — предрассудком, а магические церемонии — шарлатанством. В трактате «О тщете наук» он подверг язвительной критике современные ему знания и подготовил почву для будущего критицизма.

Агриппу и Парацельса в позднейшие времена именовали двумя знаменитейшими магами. Можно отбросить в сторону приписываемые им чудеса и «тайные» знания-плоды досужей фантазии; в качестве связующего звена между ними останутся: несомненное сходство философских воззрений и совпадающие контуры личной жизни, богатой приключениями и борьбой.

За время своих скитаний и опытов практического врачевания Теофраст собрал богатый фактический материал, как бы груду каменьев, из которых при углубленной экспериментальной работе можно было постепенно выкладывать здание новой медицины. В его руках были рецепты многочисленных лекарств, им были произведены наблюдения над всевозможными болезнями, собраны и изучены тайные народные средства. Но этого было мало; пытливый ум молодого ученого искал философской системы, которая связала бы в единое стройное целое все его понимание мира и природы, частью которого явились бы накопленный им опытный материал и добытые с таким трудом естественно-научные сведения.

Жизнь столкнула молодого Гогенгейма с приверженцами магической науки еще в дни его молодости. В своей книге «Большая хирургия» он упоминает в числе своих учителей «аббата из Спонгейма». Под этим именем был известен Иоганн Тритгейм — друг и единомышленник Агриппы фон-Неттесгейма.

Тритгейм прославился своей ученостью, был знатоком древних языков и оставил после себя оргинальные и необычайно запутанные магические произведения. Он придал Спонгеймскому монастырю столь высокую славу, что его посещали крупнейшие ученые и высокопоставленные лица, которые считали за честь побеседовать с ученым аббатом. Но это не спасло Тритгейма от травли и обвинений в колдовстве, после чего он вынужден был оставить Спонгейм. Теофраст встретился с Тритгеймом несомненно уже после его изгнания из монастыря и от него услышал об учении Агриппы, которое пленило молодого ученого медика и оказало сильное влияние на его собственные воззрения.

Парацельс был врачом, во врачебной деятельности видел свое истинное призвание и высоко ставил медицину над всеми другими науками. Он создал своеобразную медицинскую систему, которая в то же время и философское миросозерцание. Для Агриппы «наука всех наук»— магия, для Парацельса такой же всеобъемлющей наукой, является медицина. Ей он подчиняет теологию, философию, астрономию и алхимию как четыре опоры истинной медицины.

Но если таким ореолом окружено искусство врачевания, то, следовательно, человек как объект этой науки должен быть центром мироздания, ибо иначе нельзя обосновать первенствующее значение медицины как «науки всех наук». И вот Парацельс рисует новую картину мироздания.

Вселенную он уподобляет яйцу, которое развивается под действием внутренних своих сил. Ее объемлет, подобно скорлупе, воздухообразный хаос — первая материя. Белок — это сфера воздуха и огня с наполняющими их существами. Земля и рода составляют желток. И, наконец, в средине птенец — человек, подлинный центр мироздания.

Среди необъятно большого мира (который Парацельс именует макрокосмом) человек является средоточием всех действующих его сил, как бы малым миром (микрокосмом), отображающим все многообразие вселенной.

Это одностороннее преувеличение значения человека толкает Парацельса в объятия религиозных воззрений, вводит его в порочный круг религиозных и мистических представлений. Так, в его системе укрепляется бог, сотворивший человека по образу своему и подобию, мир населяется духовными существами, а человек должен иметь бессмертную душу, ибо представление о смерти как об уничтожении несовместимо с высоким назначением человека, который есть цель творения и для которого создано все. Но если быть последовательным, то в таком случае между медициной и магией должен быть поставлен знак равенства, и лечение надо в первую очередь строить на магических основах, на привлечении потусторонних сил. Этот вывод неприемлем для Парацельса-естествоиспытателя, ибо для него только изучение природы создает истинную медицинскую науку, он не хочет бросить грешную землю для поисков лечебных средств в духовном мире, так как знает, что лучшие лекарства заключены в минералах и растениях, в многообразных элементах земли. Возникает противоречие между его медицинской наукой и заимствованной философией.

Тогда на помощь ему приходит учение Агриппы о всеобщем взаимодействии вещей и влиянии низших сил на высшие. Ему не надо вызывать демонов и духов, он может получить необходимые для его целей силы в окружающей его природе и, в первую очередь, с помощью химии.

Но и химия Парацельса крайне примитивна, неизмеримо далека от научной химии. По его учению, человек состоит из серы, ртути и соли. Гармоническое сочетание этих элементов обеспечивает здоровье, а нарушение равновесия вызывает болезни: так, преобладание серы порождает лихорадку, соли — водянку и т. д. Сходство «микрокосма» с «макрокосмом», т. е. человеческого орпапизма с миром, часто толкает Парацельса на поиски странных лекарств. Так, например, он решает, что водянка является не чем иным, как «микрокосмическим наводнением» и поэтому ее следует лечить веществами, высушивающими организм (ртуть, сера, железо). Ему представляется, что природа отмечает лекарства известными знаками, которые могут служить путеводной нитью для врача: так, чистотел помогает против желтухи потому, что у него желтый сок, а растением Anacardium можно лечить болезни сердца, так как плоды его имеют форму сердца.