Парацельс - [32]

Парацельс разделил судьбу всех тех людей науки, которые считают науку вне- и надпартийным делом и не замечают, что каждое общественное дело — лишь эпизод в великой борьбе классов и партий своего времени. Перед ним, как перед всяким человеком, желающим играть роль в общественной жизни, встал грозный вопрос: с кем ты? Парацельс не дал прямого ответа, отошел в сторону и неизбежно был отброшен с пути, в социальное небытие, в забвение.

Вокруг него разыгрывалась захватывающая жизненная драма, мир кипел, как в котле. В Германии только что закончился последний акт трагедии крестьянской войны и ширилось протестантское движение. На юге Европы шла ожесточенная борьба Испании с Францией за владычество над Италией и миром. С востока грозно двигались турецкие полчища. На далеком легендарном Западе — на американском материке — предприимчивые люди наживали сказочные богатства.

В этом хаосе меняющего свое обличие мира Парацельсу надо было определить свое место, свою позицию, найти некий свой положительный социальный идеал.

Смысл происходившего в то время грандиозного социального переворота заключался в распаде феодальной системы под натиском укреплявшей свое влияние буржуазии. При этом «всякая борьба против феодализма должна была тогда принимать религиозное облачение, направляться в первую очередь против церкви».

Так родились религиозно-реформаторские учения Лютера, Цвингли и Кальвина, в которых за теологическими разногласиями с католицизмом скрывалась политическая борьба.

Парацельс был человеком нового времени, общественное бытие его не имело корней в старом феодальном укладе, поэтому римская церковь не могла найти в нем своего сторонника. Наоборот, он ясно видел отрицательные стороны папства и римской курии. Он мог охотно подписаться под обличительными словами Гуттена по адресу наместника св. Петра:

«Все в Риме крайне испорчено и извращено и, как говорится, нет там ничего здорового. Это является тем более погибельным, что выдумали сделать из этого города главу церкви. И там воздвигли бесстыжий идол в лице папы, ему предоставили все, даже право делать постановления, противоречащие учению Христа (до нашего времени папы издали много подобных постановлений) и удаляться, насколько захочет, от евангелия. Он может сделать, кого захочет, вечно блаженным, какую бы дурную жизнь ни вел тот, и осудить души людей, ведущих самую невинную жизнь».

Для Парацельса «папа и его Римское государство — новый Люцифер на земле». С негодованием говорил он, что «церковь обращает собираемые ею даяния на роскошь и пышность, а бедные не получают этих даяний, которыми церковь должна была бы их поить и кормить».

Он обличал духовенство, особенно высшее: кардиналов, епископов, аббатов, «которые являются князьями и господами. Такими стали они во имя дьявола, а не во имя бога; их долг — быть подобно апостолам: не иметь даже палки и мешка».

Монахов и монахинь звал он не иначе, как «пожирателями милостыни».

Его слова: «Если мы ищем господа, то вон из нее, так как в римской церкви мы его не найдем».

Сначала отношение его к Лютеру было безразличным: «Я предоставляю Лютеру самому отвечать за свое дело и рядом буду делать свое». Ему даже казалось, что он и Лютер имеют общих врагов. «Кто враг Лютеру? Эта шайка мне так же ненавистна».

Цвингли в письме 1531 года Парацельс называл «нашим патроном мейстером Ульрихом Цвингли», очевидно, питая к нему и его учению некоторые симпатии.

Но потом он разочаровался и в реформаторах.

Римская курия, лютеране, цвинглианцы и анабаптисты — все они были для него «четырьмя парами штанов одного сукна».

Когда его назвали Лютером среди врачей, он ответил: «Я — Теофраст, и больше чем те, кого вы со мной сравниваете». Им были написаны следующие дерзкие слова: «Я должен быть только Лютером? Я задам работу ему и вам, так как он недостоин развязать ремни на моих башмаках».

Парацельс — человек независимого характера, с молодых лет привыкший к самостоятельным суждениям и органически враждебный всяческим авторитетам, решил выступить с изложением своих собственных мыслей по религиозным и социальным вопросам.

Он не был в силах порвать с религиозной идеологией и стать атеистом и материалистом. Но вместе с тем в его философских и социально-религиозных писаниях ясно обозначается господствующее стремление к изучению природы, общества и человека. Теология не была для него самоцелью, он обращался к религиозному учению лишь затем, чтобы в нем найти ключ к разрешению социальных вопросов. Если он утверждал, что только библия является для него божественным словом, и требовал свободного ее толкования, то в первую очередь лишь потому, что видел возможность подкрепить авторитетом священного писания свои требования улучшения общественного устройства.

Католическая религия являлась идеологией феодального строя. Умеренные реформаторы, в первую очередь Лютер и его сторонники, представляли интересы князей и верхушки буржуазии. Крайнее реформационное течение анабаптистов (перекрещенцев) опиралось на мелкую буржуазию, крестьянство и на тогдашний пролетариат. И хотя Парацельс отмежевался и от этого течения, все же религиозные и социальные взгляды его были наиболее близки именно к анабаптистским.