Пансионат «Мирамар» - [42]

— Откуда у тебя деньги?

— Продам несколько федданов земли и подыщу себе компаньона, — ответил я.

— Но как же ты сможешь совмещать службу с торговлей?

— Торговое дело будет оставаться в глубокой тайне, — засмеялся я.

Он пожелал мне успеха, раскрыл газету и углубился в чтение, будто забыв, о чем мы только что говорили. Возможно, он и в самом деле не придал никакого значения нашему разговору, а возможно, это был маневр. Но так или иначе, я понял, что на него рассчитывать мне нечего.

Вдруг Талаба Марзук указал на крупный заголовок — что-то о Восточной Германии.

— Ты, несомненно, слышал о бедственном положении в этой стране, которое особенно заметно при сравнении с Западной зоной?

— Да, конечно, — ответил и.

— Россия ничего не может дать тем, кто находится в ее орбите, а вот Америка…

— Но Россия оказала нам очень большую помощь!

— Это дело другое. Мы ведь не находимся в ее орбите, — поспешно ответил Талаба Марзук.

Он казался очень настороженным, и я даже пожалел, что возразил ему.

— Это факт, — продолжал он, — что обе они, Россия и Америка, стремятся к мировому господству, поэтому принцип неприсоединения, которого мы придерживаемся, очень мудр…

Да, обидно, что он выскользнул у меня из рук, и вряд ли в ближайшее время представится случай вернуть утраченные позиции.

— Если бы не июльская революция, — заметил я, — то кровавое восстание опустошило бы страну.

Он согласно кивнул.

— Аллах велик, — сказал он. — Мудрость его спасла нас.

* * *

— Где ты был? Ты не появлялся уже три дня. Как это ты вспомнил обо мне наконец? Разве я не говорила тебе, что ты подлый человек и сын греха? Не морочь мне голову своими дурацкими извинениями. Не рассказывай о своей важной работе в компании. Даже министр, если у него есть подруга, не относится к ней с таким пренебрежением, как ты ко мне!

Я растянул губы в улыбке и налил вино в два бокала, а внутри меня кипело отвращение. Сафия все продолжает со мной эту игру — строит из себя деспота. Пора покончить с этим. Нужно избавиться от нее окончательно. С этими мыслями я отправился в пансионат.

Однако все мои заботы мгновенно улетучились, как только я увидел Зухру. Мы крепко обнялись. Я целовал ее губы, щеки, шею. Она отвечала мне тем же. Потом она немного отстранилась от меня, вздохнула и жалобно прошептала:

— Мне иногда кажется, что они знают…

— Не беспокойся! — небрежно ответил я, опьяненный любовью.

— Тебя ничто не волнует, но…

— Меня волнует лишь одно, Зухра, — я пристально посмотрел на нее, чтобы она прочла в моих глазах, что я имею в виду. — Я хочу жить вместе с тобой где-нибудь далеко отсюда, — с искренней страстью произнес я.

— Где же?

— В нашем доме.

Она прибегла к спасительному молчанию, без слов говорящему о ее страстном желании услышать большее. Но я тоже молчал. В глазах ее было разочарование. Наконец она спросила:

— О чем ты говоришь?

— Что ты не любишь меня так, как я тебя люблю.

— Я-то тебя люблю. Ты не любишь меня, — глухим голосом проговорила она.

— Зухра!

— Ты смотришь на меня свысока, как и другие…

— Я люблю тебя, Зухра! — искренне сказал я. — Всем сердцем люблю тебя, аллах свидетель.

Она была в замешательстве.

— Ты считаешь меня ровней себе?

— Неужели ты сомневаешься?

Она отрицательно покачала головой. Я понял, что происходило в ее душе.

— Есть проблемы, которые невозможно разрешить…

Она вновь покачала головой, уже закипая гневом.

— Подобные проблемы, — сказала она, — стояли передо мной, когда я была в деревне. Но я сумела их разрешить.

Я не представлял, что она горда и уверена в себе до такой степени. Я чувствовал, что любовь уносит меня в пропасть и ноги мои скользят по краю бездны. Я взял ее руку и, крепко поцеловав, прошептал ей на ухо:

— Я люблю тебя, Зухра.

* * *

Всякий раз, как я смотрел на крупное красивое лицо Хусни Аляма, мне представлялись веселые вечеринки и дикие оргии. Но вот однажды я узнал о его планах, для осуществления которых он и приехал в Александрию. С тех пор я стал смотреть на него по-другому. Талаба Марзук запутался в противоречиях, и его лучше сбросить со счетов, а вот что касается Хусни Аляма, то он человек решительного характера, и я должен найти способ участвовать в его деле. Суть даже не столько в самом деле или в его успехе, сколько в том, что это спасет меня в последний момент от дьявольских авантюр Али Бекира. К сожалению, Хусни Алям словно ртуть, его нелегко ухватить руками. Иногда он рассказывает о своих проектах, но чаще мчится со страшной скоростью на своей машине, и рядом с ним обычно сидит женщина.

— Деловой человек не тратит время на забавы, — заметил я ему однажды.

— На что же он его тратит?

— Изучает, обдумывает, затем осуществляет, — ответил я тоном человека, заботящегося об интересах другого.

— То, что ты говоришь, прекрасно, однако я не только изучаю и обдумываю, но и развлекаюсь!.. Мы живем накануне Судного дня! — добавил он со смехом.

Я ушел, говоря себе: о боже, как я хочу быть полезным другим и сам извлекать пользу. Как бы мне побыстрее этого добиться?

* * *

Брань и проклятия наполняли квартиру на улице Лидо.

— Каждый раз такое безобразие! — в гневе кричал я.

Махмуд Абуль Аббас, который пришел ко мне на третий урок по бухгалтерскому учету, поспешно собрал свои тетради. Я решительно поднялся и пошел к выходу. Махмуд последовал за мной. В подъезде я попросил его вернуться и сообщить Сафии, что я ухожу совсем и больше не вернусь.