Пансионат - [8]

— …Поднимемся, — после паузы произнес Дан.

V

Вы радуетесь на нашу литературу, будто бы она в самом деле занимается чем-нибудь полезным: желаю вам радоваться… Если говорить правду, люди, довольные нашею литературою, не имеют понятия о том, что такое литература, достойная этого имени.

Н. Г. Чернышевский. Современное обозрение журнал «Современник», XII, 1857 г.

В кабинете доктора горела лишь настольная лампа. В кругу ее света над листком бумаги двигались тонкие смуглые руки — лицо сидевшей за столом женщины было неразличимо в полумраке. Доктор же, склонившись над маленьким столиком, преспокойно готовил кофе.

— Полюбуйся, Тана, на детективов. Поздравляю, нас разоблачили.

Женщина — Тана, как назвал ее доктор, — отложила перо и подняла голову. Секунду она разглядывала двух несколько смущенных сыщиков, потом пожала плечами и спросила:

— Ну и что сей сон значит?

— Они добрались до контрольного пункта, Тана.

— Можно было ожидать. Говорила тебе — поставь личный шифр.

— Какой уж тут шифр, Тана. Я никогда не сомневался в детективных способностях метра Дана. — И доктор отвесил легкий иронический поклон в сторону поэта. Дан ощутил приступ бешенства, смущение как рукой сняло. Он свободно развалился в кресле, сплел на коленях длинные пальцы и деланно ледяным тоном сказал:

— Итак, я требую объяснений.

Доктор как-то увял и флегматично ответил:

— Послушайте, метры, а вас не устроит, если мы завтра спокойно так расстанемся без взаимных слез и сожалений, вы тихонько уедете и забудете обо всем этом. А я со своей стороны обещаю, что никому не открою причины вашего отъезда. Идет?

Дан просто-таки задохнулся от возмущения, но в образовавшуюся паузу энергично вклинился Тиль:

— Что тут вообще происходит? Что вы с людьми сделали? Только не надо мне вкручивать, что вот это и есть ваш новый метод лечения от глубинных комплексов. Ничего себе! От такого лечения свихнуться недолго!

Однако доктор явно не желал разговаривать с художником, он неотрывно глядел на Дана, и в глазах его отчетливо проявлялось напряжение.

Впрочем, только в глазах. Лицо доктора, его руки, вся его невозмутимая поза выражали абсолютное спокойствие и даже некоторое пренебрежение к разоблачившим его, словно то, что происходило в «Лебеде», было в порядке вещей.

Дан жестом попросил друга воздержаться от дальнейших реплик и продолжил разговор, который в конце концов вылился во многочасовой словесный бой.

— Слушайте, доктор, вы не нагличайте, вы прекратите корчить безразличие. Не надо пытаться запугать меня показным спокойствием, даже если вы и на самом деле не боитесь разоблачения. Я не шантажировать вас сюда пришел. Вы не беспокойтесь, я уже понял, что за вами кто-то стоит, сами бы вы никогда не решились на подобную авантюру. Так вот, я вам заявляю в трезвом уме и здравой памяти — я этого так не оставлю. Если даже на ваши дикие эксперименты дал санкцию Координационный Совет — хотя я не представляю себе, зачем это понадобилось бы Координационному Совету! — даже в таком случае скандал вам гарантирован. Уж поверьте мне, я все вытащу на свет. Общественность узнает об этом вне зависимости от исхода нашего разговора. Посмотрим, как вы тогда будете улыбаться! Убить вы меня не посмеете — еще чего! Да и убивать пришлось бы и метра Тиля, а это уж слишком, согласитесь. Такое невозможно. Итак, позиции определились, я жду.

Доктор, видимо, понял, что переиграл спокойствие. Поэтому он мгновенно стряхнул напускную невозмутимость и сел против Дана, заметно подобравшись.

— Чтобы закончить преамбулу, метр. Убивать вас никто не собирается. Боже упаси! Наши цели прямо противоположны. Но уж простите меня, метр Дан, предупреждаю, что буду откровенно вербовать вас. Пожалуй, вы подойдете нам более, чем кто бы то ни был. Только выслушайте меня внимательно, речь пойдет о вещах, очень вам знакомых, но вот точка зрения на них будет, мягко говоря, неординарной.

Дан перебил:

— Вы все время употребляете множественное число. Должен ли я понимать это так, что с вами… э-э… работает, что ли… не только Тана? Что вас много? Что это формальная, официальная группа?

— Об этом позже, метр.

— И еще. Я полагаю, что ваши эксперименты преступны. Поэтому я требую прекратить их немедленно. А разговаривать будем после. Ну, командуйте отбой что ж вы! Кстати, что вы сделали с Творцами? Растормозили низменные инстинкты? Наркотики? Волновая психотехника? Нейронная перестройка?

— Ох уж мне эта популярная литература… А кстати, что вообще есть человек, как не эти самые низменные инстинкты?

— Ну знаете ли! Выходит, я должен ходить на четвереньках? Или пообедать вами?

— А что, очень хочется?

— Не морочьте мне голову, давайте отбой эксперименту!

— Да успокойтесь вы, ничего не грозит вашим Творцам. Ничего такого я с ними не делал. Наоборот, они все, пожалуй, сейчас счастливы, как никогда. Сами потом спросите, если они захотят разговаривать с вами на эту тему.

— Даже так?

— Вот именно…

— Ну, во-первых, я вам не верю. А во-вторых, что-то вы с ними все-таки сделали. Мы — я и Тиль — знаем этих людей много лет и ничего подобного даже вообразить себе не могли. Поэтому я полагаю, что вы тут ставите преступные эксперименты над людьми. И какими людьми! Теми, кого называют душой, совестью нации!