Пансион Евы - [12]

— Каждые пятнадцать дней шестерых проституток из «Пансиона Евы» меняют. Их увозят в другой бордель, а девушек из того борделя привозят сюда.

Ненэ, вернувшись домой, принялся усердно рассматривать себя в зеркале. Чуть-чуть волосков на лице уже появилось, но они были как у только что вылупившегося цыпленка, так, легкий пушок. На настоящую бороду и усы это никак не тянуло. Тогда ему пришла в голову мысль, не использовать ли карнавальную маску с фальшивой бородой, может быть, тогда его пропустят в «Пансион Евы»?

Ах, пресвятые угодники! Ничего не оставалось, как вооружиться терпением и дожидаться восемнадцатилетия. Или же надеяться на милость фортуны.

Фортуна улыбнулась ему, и, как ни странно, из-за того, что Ненэ слабо успевал по математике. Как-то вечером мать поставила ему в пример Маттео Арджиро, который учился в том же классе и был отличником. Молчун по природе, Маттео имел рыжие волосы и замкнутый характер. Отец его умер пять лет назад. Мать, сорокалетняя женщина по имени Бьянка, оставшись вдовой, жила на пенсию.

— Спроси у своего друга, можно ли тебе делать уроки вместе с ним? Может, он тебе объяснит, чего там и как, и ты, наконец, поймешь хоть что-нибудь в этой проклятой математике, — предложила мать.

Ненэ долго размышлял над советом матери, прежде чем решился обратиться с этой просьбой. Маттео Арджиро ответил просто:

— Ладно.

И они договорились, что Ненэ по вечерам будет приходить к Маттео домой.

Дом Арджиро был маленький, уютный и чистый. Ненэ и Маттео сели делать уроки в столовой. Через час из своей спальни вышла синьора Арджиро. Протянув руку к Ненэ, она ласково потрепала его по волосам, а потом спросила, не хотят ли мальчики чего-нибудь попить. Ребята отказались, и тогда синьора напомнила Маттео, что на кухне все готово, и, если он захочет есть, пусть разогреет суп. Потом предупредила сына, что вернется поздно, и ушла.

На Ненэ вдова Арджиро произвела оглушительное впечатление. Черноволосая, зеленоглазая, высокая, стройная, элегантная, с точеными формами. От нее исходил аромат померанца. Но больше всего Ненэ взволновал брошенный на него оценивающий взгляд: он почувствовал, как за одно мгновение его раздели, взвесили, ощупали и прикрепили соответствующий ярлычок.

Когда Ненэ в четвертый раз пришел к Арджиро, дверь дома была приоткрыта. Тем не менее Ненэ решил позвонить. Изнутри, издалека раздался голос синьоры Бьянки:

— Это ты, Ненэ?

— Да, синьора.

— Входи и закрой дверь. Я специально оставила ее открытой, а то я как раз решила принять ванну.

Стало быть, голос синьоры Бьянки звучал так звонко, потому что она лежала сейчас в ванне, голая, расслабленная.

— Маттео придет с минуту на минуту.

Ненэ сел на свое привычное место в столовой, раскрыл учебники и тетради и начал было готовить уроки. Но ему никак не удавалось сосредоточиться: ухо напряженно ловило доносившиеся из ванной звуки — плеск воды. Он живо представил себе, как она намыливает свои груди, живот, промежность. Его даже пот прошиб.

Черт, когда же вернется Маттео? Тут Ненэ услышал голос синьоры уже совсем близко, похоже, она вышла из ванной и теперь была в своей спальне, мурлыча какой-то мотивчик. Неожиданно пение смолкло.

— Ненэ, пожалуйста, ты не мог бы зайти ко мне на минутку?

Спальня всегда была для Ненэ сокровенным, запретным местом. Даже в спальню своих родителей Ненэ если и решался заходить, так только в случае крайней необходимости, зная наверняка, что никого в ней не застанет. Спальня одинокой незнакомой женщины представлялась Ненэ алтарем, в который доступен вход только немногим посвященным. Он нерешительно приоткрыл дверь.

Посреди спальни стояла роскошная двуспальная кровать, аккуратно застеленная дорогим шелковым покрывалом и с кружевным бельем на подушках. При всей небогатой обстановке в доме Арджиро было очевидно, что постель для синьоры — святое.

В ногах кровати стоял туалетный столик, а на нем зеркало. Синьора Бьянка сидела на табуретке перед столиком, на котором в беспорядке громоздились флакончики с духами, расчески, баночки с кремом, разные щеточки, вазочки, кисточки. На плечах синьоры было полотенце, сколотое булавкой на груди. Бедра обернуты другим полотенцем, закрывавшим колени. И ничего больше.

Ненэ весь вспыхнул. Но синьора, которая смотрела на его отражение в зеркале, казалось, ничего не замечала. Она спокойно подкрашивала глаза, не переставая мурлыкать.

— Ты не мог бы попудрить мне плечи?

— Ддд… да.

— Спасибо, — улыбнулась синьора, расстегнула булавку, стащила полотенце с плеч и небрежно прикрыла им грудь. — Пудра вот в этой коробке.

В коробке лежала еще и большая пуховка.

Дрожащими руками Ненэ стал пудрить ее плечи. Тут синьора отпустила руки, и полотенце свалилось на пол.

— И еще грудь, если не трудно.

Ненэ принялся исполнять ее просьбу, стараясь держаться у синьоры за плечами. Ее груди отражались в зеркале, и он смотрел на них во все глаза. Белые, плотные, с едва заметными голубыми прожилочками. Розовые соски были необычайно крупными, с хорошую виноградину.

Его «дружок» внизу сильно напрягся, хотя Ненэ и держал пуховку двумя пальцами, изо всех сил стараясь избежать случайного прикосновения. Достаточно было чуть дотронуться до кожи синьоры, чтобы случилась катастрофа.