Паноптикус - [8]

Владислав вдруг поднялся и широким жестом сгрёб Ирину на руки. Женщина совсем не сопротивлялась, она оказалась лёгкой и вялой, Людцов нёс её, словно мешок с тряпьём. Он боялся, что какая-то часть женского тела вот-вот начнёт по ходу отваливаться: рука или может правая нога, или поочерёдно начнут выпадать все рёбра, прорывая тонкую мешковину плоти — рёбрышко за рёбрышком. Пройдя в центр помещения, он осторожненько положил женщину на железный стол, на котором производили вскрытия. Наручники звякнули о металлическую поверхность. Опустив тело, Владислав с нежностью облизал женщине чёрствые потресканные губы. Ирина смотрела на него отсутствующим взглядом, как будто её это не касалось. Можно было подумать, что женщина парализована или находится под действие сильных препаратов.

— Пошёл на хуй, — вдруг произнесла Ирина низким хрипловатым голосом. Сказанная как бы ни с того ни с сего грубость тяжело повисла в воздухе.

Кибернетик осклабился от удовольствия. Такая Ирина ему определённо нравилась. Он буквально ползал по поверхности её плоского тела, извиваясь на нём подобно песчаной гадюке.

— Тише, дорогая, не разговаривай, ты же знаешь — тебе нельзя. Ты слишком слабая — береги силёнки.

— Хрен тебе, — выдавила женщина в ответ.

Людцов находил это замечательным, он опустил свою голову на халат в том месте, где у женщины находился пах. Владислав бережно прижался к нему лицом, сквозь ткань впитывая живые, насущные ароматы.

— Ты представляешь, кого я сегодня видел? — вдруг спросил Людцов, отпрянув назад от вместилища пьянящих ароматов. — Ни за что не догадаешься — Мишку Асклетина. Он почти не изменился, всё такой же майор медицинской службы — красавец и спортсмен; кажется, разряд по вольной борьбе. Правда сегодня он верещал как последний ссыкуняра. Даже странно, что взрослый мужик может так верещать.

— Скотина, — с чувством произнесла Ирина.

— Ой, я же забыл: он, кажется, к тебе неровно дышал. Нет, ну точно неровно дышал. Ходил такой важный, раздувал перед тобой зоб, всё пытался произвести неизгладимое впечатление. Ну как произвёл? Царство ему небесное.

— Что бы ты сдох, тварь.

— Нет, я серьёзно, ты бы поберегла силы. Ты же знаешь как я к тебе отношусь. Ещё, не дай Бог, загнёшься, а мне без тебя никак нельзя, я к тебе уже привык, к пизде твоей сладенькой.

— Сдохни, — еле слышно прохрипела женщина.

— Глупенькая, я ведь тебя люблю, люблю мою ненаглядную дурочку, дырочку мою ненаглядную. Куда же я без твоей вонючей писечки, без твоего скукоженного ануса — а? В том-то и дело, что некуда. Я надеюсь, что и ты меня когда-нибудь полюбишь, — Людцов аккуратно раздвинул края халата и протиснул свою руку женщине между ног. — Обязательно полюбишь, так же как и я тебя, — кибернетик поелозил пальцами по гнилятине потёкшей вагины, чьи края, словно раскисли. — Ух, какая ты здесь тёплая, какая мокренькая. Я как будто угодил рукою в грязь — чудо.

Женщина затрепыхалась, выгибаясь на железном столе, словно выброшенная на берег рыба, но Людцов умело придавил её кистью свободной руки.

— Ну что ты, Ириша, сколько можно? Я ведь знаю, что ты тоже этого хочешь. Хочешь ведь, правда? Здесь у тебя всё так и плывёт — меня не обманешь. Такую слякоть развела.

Владислав, перестав елозить женскую промежность, извлёк свою руку обратно. Он вытянул её, словно маленького отвратительного сома. Рука была влажной и липкой, к тыльной её стороне прилип чёрный и жёсткий, лобковый волосок. Кибернетик понюхал ладошку как нюхают просроченный десерт. И тут же, быстренько расстегнув ширинку, вывалил наружу залупившийся от возбуждения, эректный пенис. У Людцова оказался слегка кривоватый член среднего размера. Сейчас он как будто трещал по швам от преизбытка желания. Кибернетик выглядел очень довольным, он любовно погладил свой хуй по головке, словно за примерное поведение. И не пенис это был вовсе, а его ручная кобра, дрессированный гремучий гад, которого он при желании вызывал к жизни. Женщина мучительно ёрзала, придавленная сверху локтем.

— Тихо, тихо, тихо, — приговаривал Владислав, понижая голос почти до маниакального шёпота, — если бы только видела эту тварь, ну ту, которая сожрала Мишку — это было нечто.

Неожиданно, словно намереваясь застать жертву врасплох, Людцов единым рывком взгромоздился на железный стол. Женщина вновь затрепыхалась, пытаясь вывернутся из хватки Владислава. Свободными у неё оставались только ноги, и она пробовала ими сопротивляться, намереваясь скинуть своего насильника со стола, но тщетно — физическое истощение давало о себе знать. Ирина беспомощно дёргалась своими худыми и неестественно длинными задними конечностями, уже не в состоянии изменить хода событий. Она напоминала уложенного на лопатки незадачливого борца. Людцов грубо придавил женщину, улёгшись всем телом ей между ног.

— Ты больной. Ненавижу, не-на-ви-жу, нена-ви-и-и-жжжу — задыхаясь, шипела она.

Кибернетик не обращал на её слова никакого внимания. Он действовал холодно и расчётливо, как профессионал. Насилие стало для него рефлексом. При этом он как будто отсутствовал, его лицо стало жёстким и пустым, глаза ничего не выражали. Проделывая все необходимые манипуляции, он, словно думал какую-то свою, не имеющую ничего общего с происходящим, мысль. Может он думал о смысле бытия, или пытался опровергнуть закон Гука или высчитать пресловутую квадратуру круга. Владислав находился как бы далеко отсюда, витал в эмпирических облаках, среди высоких астральных материй, и то что сейчас совершалось казалось не имело к нему никакого отношения.