Паноптикум Города Пражского - [31]

- Нет, это будет похуже, - бесстрашно заявил молодой Пунц и выложил перед потрясенным начальником два осколка стекла.

Вот на этом был отпечаток... А этот кусок - из прочих осколков. Что-то мне в них не показалось, и я снова начал их перебирать. Разрешите доложить: при этом я выяснил одно важное обстоятельство, которое... В общем, это ужасно... Этот осколок стекла, на котором был отпечаток, он ведь на полтора миллиметра толще остальных осколков. И если вы посмотрите сквозь осколок, на котором был отпечаток, то увидите, что это стекло ровное, прозрачное... А через остальные осколки - возьмите какой угодно - все видно искаженно, потому что это стекло второсортное. Короче, окно было застеклено обычным, не ахти каким стеклом, зато обломок, на котором был отпечаток, - он из отличного, гладкого стекла. Вот, прошу вас, пан начальник, убедитесь сами...

Речь Пунца привела надпоручика в такое состояние, что лицо его приобрело самую настоящую пунцовую окраску. Не говоря ни слова, он посмотрел сквозь стекла и сразу убедился: да, ретивый молодой жандарм совершенно прав. Он положил стеклышки на стол и, верный своей привычке, принялся расхаживать по кабинету. Если раздавался телефонный звонок, он поднимал трубку, говорил: "Минутку..." - и снова клал ее на место. Он не желал, чтобы его отрывали от размышлений.

Молодой Пунц почтительно вслушивался в скрип начальственных сапог.

Послушайте, Любезный, вы знаете, что это означает?

Так точно, знаю. Поэтому я с самого начала попросил разрешения застрелиться.

Ничего другого вам и не остается. Подумать только, сначала вы выдернули всю дактилоскопию с корнем, а теперь опять возвращаете на ее законное место. Согласитесь, что такие потрясения столь почтенной науки никак не может позволить себе какой-то безвестный сотрудник районной полиции. Такое может позволить себе разве что высокий чин, и то не слишком часто... Господи, Пунц, ну что вы торчите здесь, как соляной столп? Я хочу знать, что вы уже в поезде, что вы уже в Праге, уже у советника Вацатко, а потом у самого начальника полиции, а там пусть они сами вас застрелят или сделают из вас макароны, мне на это плевать, главное, чтобы мне еще раз не испытать того, что я уже испытал по вашей милости. Кругом марш- и рысью!

Пунц вылетел на рысях из кабинета начальника, затем его рысь перешла в галоп - в результате ему удалось вскочить в уже набиравший скорость поезд, и от штрафа Пунца спас только его жандармский мундир.

Несчастный Пунц метался по мягкому дивану в купе первого класса, раздираемый на части жестокими сомнениями, он никак не мог объяснить себе, каким образом осколок стекла с отпечатком пальца попал в обломки стекла, выдавленного неизвестным взломщиком. Откуда тот взял отпечаток пальца какого-то другого взломщика, сидящего за решеткой Борской тюрьмы под Пльзенью или, как выражались люди знающие, "на Борах"?

Зато пан полицейский советник Вацатко чуть не подпрыгнул, когда Пунц показал ему привезенные осколки.

- Молодой человек, да у вас просто светлая голова! Если, конечно, вы не идиот, потому что вы обязаны были обратить на это внимание еще раньше. Хотя... хотя, должен признать, все остальные не заметили ни того, ни другого. Ну вот, теперь с дактилоскопией опять полный порядок, спасибо вам и господу богу, а то она, бедняжка, выглядела довольно бледно. Выходит, она все-таки наука солидная, если не развалилась после такого потрясения... Ну а теперь за дело беремся мы!

Пан советник был преисполнен энтузиазма, и Пунц сообразил, что здесь ему больше делать нечего. Выйдя на улицу, он стал разглядывать встречных женщин, вспомнил, что ему можно будет жить, и, радостный, вернулся в Иглаву. Не успел он вернуться, как на столе у его начальника зазвонил телефон: сам начальник полиции изволил высказаться, что у этого молодого человека явно светлая голова и что областному жандармскому управлению предложено выразить ему благодарность от имени самого высокого начальства. Так что к тому времени, когда Пунц сошел в Иглаве с поезда, на столе у него уже лежал приказ о повышении в чине.

Теперь дела пошли по известной, накатанной колее.

Прежде всего пан главный полицейский советник Вацатко распорядился представить ему все известные данные о "медвежатнике" Пехачеке. Арестант Борской тюрьмы под номером 64876 не подозревал, что стал объектом особого внимания. Как и всегда, он ходил по длинному холодному коридору, стоял вытянувшись у двери своей камеры и ждал, когда надзиратель отопрет ее, выменивал у коридорных бычки, предавался курению, когда повсюду воцарялась тишина, - так поступали все опытные арестанты, давно смирившиеся с заключением.

Он не подозревал, что какой-то не бросающийся в глаза господин внимательно наблюдал за ним во время прогулки, а потом долго сидел у начальника тюрьмы.

Так вы говорите, что отсюда был недавно выпущен "медвежатник" Камил Новак?

Да, он отсидел три года за участие в ограблении кассы в Раковнике. Вел он себя здесь как все "медвежатники" - благоразумно. Освобожден одиннадцатого.

Неброского вида господин полистал в своем блокноте:

Касса в Иглаве была ограблена восемнадцатого, это значит, Новак дал себе неделю отдыха, видимо чтобы прийти в форму.