Паноптикум - [22]

Однако Тото нельзя было назвать существом неблагодарным. Она отлично знала, что на благородство нужно всегда отвечать благородством, поэтому она и повалилась вместе со мной на диван и так близко прижалась ко мне всем телом, что между нами не осталось даже самой узенькой щели, в которую могла бы проникнуть хотя бы куцая мораль[7].

Глава третья,

> из которой явствует, что вероотступников не всегда сжигают, несмотря на то, что они сами к этому стремятся, а верующий убеждается, что черт даже страшнее, чем его малюют.

На следующее утро, когда я вошел в свой рабочий кабинет в банке, я застал там господина Нуллу в совершеннейшем расстройстве. Лицо его покраснело, кроличьи глаза были заплаканы, он взволнованно размахивал руками и хватался то за голову, то за живот.

— Что с вами, господин Нулла? — спросил я его. — Не расстройство ли у вас желудка, упаси боже?

— Ха-ха! — усмехнулся он. — Расстройство желудка! Хорошо, если бы у меня было всего лишь расстройство желудка. Случилось кое-что похуже. Понимаете? Причем тут расстройство желудка? Речь идет о трех тысячах пенгё. О трех ты-ся-чах! Ни больше ни меньше! Их нет. Теперь мне конец! Пришла моя погибель! За пятнадцать лет у меня ни разу не пропадало ни одного филлера! Да что там филлеры! Даже простого карандаша никогда у меня не пропадало. Понимаете? Ни одного карандаша!

Господин Нулла расхаживал по комнате. Внезапно он остановился и поправил косо висевшую на стене картину.

— Может быть, вы ошиблись в подсчете? — спросил я.

Господин Нулла не выдержал.

— Никаких ошибок! — сказал он резко. — Я никогда не ошибаюсь, и уж если что-нибудь подсчитаю, так наверняка.

Долгое время мы оба молчали, потом я опять заговорил:

— Вы уже сказали об этом Вимпичу?

— Сказал ли? Ну конечно, сказал! — кивнул господин Нулла. — Он ответил мне, что сам займется этим делом.

Господин Нулла остановился у окна и стал смотреть на реку. Не поворачиваясь, он промолвил:

— Мой покойный тесть всегда говорил, что самое трудное для порядочного человека — прожить жизнь, ничем не запятнав своей чести.

Он замолчал, продолжая смотреть в окно. В его взгляде я прочитал героическую решимость, которая меня тронула. Мне очень захотелось подойти к нему и сознаться во всем. Что удержало меня? Теперь я этого уже точно не знаю, помню только, что я дрожал всем телом, но все же упорно молчал. Человек — самое упрямое животное, и больше всего, прямо с каким-то исступленным отчаянием он упорствует в своих собственных ошибках и преступлениях. В замешательстве я грыз ногти и, может быть, изгрыз бы их до основания, если бы в этот момент в комнату не вошел рассыльный и не сказал мне, что господин Вимпич просит меня прийти. К моему великому удивлению, начальник встретил меня с подчеркнутой любезностью.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он. — Я должен серьезно поговорить с вами. — Вимпич взглянул на меня пристально, но с подобающим моему отцу уважением.

— Слушаю вас! — ответил я ему, погружаясь в мягкое кожаное кресло.

— Господин Карой Нулла сегодня утром сообщил мне, что из находящегося в его ведении маленького сейфа исчезли три тысячи пенгё. Вот вам, прошу покорно! В нашем учреждении это беспрецедентный случай. Это абсурд! В банке никогда ничего не пропадало. Вы меня понимаете? Сумма здесь никакой роли не играет; дело не в том, что исчезло три тысячи. Совершенно безразлично, пропало ли три тысячи или один филлер. Важен сам принцип. Рассуждая логично, можно предположить, что если у одного не хватает трех тысяч пенгё, то у другого оказывается на три тысячи пенгё больше, чем следует. На господина Нуллу у нас в течение пятнадцати лет не поступало никаких жалоб, мы были им чрезвычайно довольны, что и нашло свое конкретное выражение в прибавке ему к жалованью сорока пенгё, о которой мы ему сообщили вчера. Нам известно, что господин Нулла — человек семейный, и его образ жизни не дает возможности предполагать, что…

— Вы хотите сказать, что подозрение падает на меня?

Вимпич даже вскочил со своего места.

— Бог с вами, дорогой мой друг! — воскликнул он, обнимая меня. — Да вы с ума сошли! Подозревать вас? Что за безумие! Слышали ли вы когда-нибудь что-либо подобное! Вы просто поражаете меня своей мнительностью! Неужели вы думаете, что я с ума спятил? Я потому и просил вас прийти ко мне по поводу этого дела, что рассчитывал на вашу помощь. Будем говорить прямо, как люди, стоящие выше всяких подозрений, и как джентльмены. Сейфом ведает господин Нулла, не так ли? Благодаря этому обстоятельству мы должны обратить внимание именно на господина Нуллу, хотя он сам заявил нам о пропаже денег. Все же я не могу подозревать никого другого, если у меня нет для этого веских причин. Ведь кроме господина Нуллы, к кассе имеете доступ только вы, то есть человек, на которого не может пасть даже тени подозрения, так как нам известна и ваша семья и материальная обеспеченность. Таким образом, волей-неволей приходится подозревать все же господина Нуллу.

— Но ведь господин Нулла…

— Я знаю, что вы хотите сказать. Господин Нулла уже пятнадцать лет безупречно выполняет свои обязанности. Это, конечно, так. Но что это доказывает? Ровно ничего, кроме того лишь, что перед нами не легкомысленный растратчик, а запутавшийся несчастный человек. Может быть, у него картежный долг или какая-нибудь любовная история. С такими типами это часто случается. Значит…