Паноптикум - [130]

Зиелински нахмурил брови, опять поднял зонтик, уперся его концом в лоб Али и стал снова подражать выстрелам:

— Пак-пак-пак-пукк! Пакк-пакк-пакк-пакк-пукк, — как будто он был не на улице Будапешта, а охотился на слонов в заросших папирусами топях Уганды.

— Да перестаньте вы, малахольный! — послышалось с тротуара.

— Осторожней, Лекси!

— Не бойтесь!

— Драгоценнейший господин граф, не надо «пак-пак-пак», очень прошу вас, будьте так милостивы перестать…

— Пак-пак-пак… — невозмутимо продолжал граф Зиелински, наслаждаясь вниманием огромной толпы и кокетничая своей неустрашимой храбростью, завоевавшей, как ему казалось, признание присутствующих. Господин граф насторожился лишь тогда, когда услышал, что ребята, стоявшие за Розенбергом, начали в свою очередь:

— Пак-пак-пак, — целясь протянутыми руками в графа, как будто и у них были в руках винтовки-зонтики.

Граф обернулся к ребятам, прицелился в них зонтиком. Эта удивительная битва сначала вызвала у присутствующих взрыв смеха, но тут же смех перешел в изумление перед случившимся.

Али потянулся хоботом к графу, схватил его и поднял вверх, отнюдь не прижимая к себе, а размахивая им в воздухе, как охотничьим трофеем. А Зиелински сидел на хоботе у слона, высоко в воздухе, со своим моноклем, гамашами, бамбуковым зонтиком и, конечно, с перепуганным до смерти лицом и выпученными по-детски глазами. Его седеющие волосы «встали дыбом», согласно поговорке и некоторым тайным законам физики. Розенберг беспомощно бегал вокруг Али, выкрикивая нечто такое, что придавало вечернему настроению уличной толпы далеко не литургические тона, ссылался на вековечную мудрость, упоминал господа бога, но все это не достигало цели, то есть отнюдь не смягчало скорей задиристого, чем злого настроения слона.

— И надо же было вам лезть со своим «пак-пак»! — закричал Розенберг качающемуся наверху графу, который с неподвижностью далай-ламы сидел на хоботе, в то время как Али уже даже не трубил, а вроде как бы гикал, и его мощный рев покрыл все звуки улицы, за исключением торжественных «ура» ребячьего войска. Были моменты, когда крик ребят по своей силе достигал рева слона.

Розенберг совершенно не знал, что ему делать.

Али подпрыгнул, взмахнул хоботом с висящим на его конце Зиелински, потом даже не грубо, а почти осторожно и заботливо выпустил из хобота охотника на слонов. Граф перевернулся раза два в воздухе и шлепнулся между рельсами, зонтик отлетел дальше, а монокль, разбившийся вдребезги, улегся налево от зонтика.

Громкое «ура» приветствовало проделку слона.

Яни Чуторка и Лаци Розенберг протолкались вперед к сидящему на земле графу.

— Пак-пак-пак, — стали они дразнить его, делая вид, что целятся в него, нажимая согнутыми указательными пальцами на собачку ружья.

Смех волной пробежал по толпе. Граф Зиелински, опершись рукой о землю, поднялся. Розенберг помогал ему.

— Не надо… — простонал граф, не желавший, несмотря на мучительность своего положения, поступиться некоторыми привычками.

— С каждым может случиться… — утешил графа Абриш Розенберг, но увидев, что Лекси Зиелински сильно хромает своими обутыми в серые гамаши ногами, добавил: — Такому знаменитому охотнику на слонов, как господин граф, совершенно наплевать на эти мелочи. Обопритесь спокойно на меня, как будто я и не человек, а костыль, и не стыдитесь случившегося. Мне пришлось один раз видеть, как старый Сиам, отец вот этого Али, плюнул его высочеству наследному принцу Иосифу, гулявшему по зоопарку, прямо в шею, но и после этого наследный принц так и остался наследным принцем, а Сиам — Сиамом… Изволите знать, драгоценнейший господин граф…

— А о вас я позабочусь, — ответил на все это Зиелински достаточно двусмысленно для того, чтобы дядя Абриш мог уловить единственный смысл этих слов.

«Ай-яй, — подумал про себя Розенберг, — он тоже обо мне позаботится, как будто недостаточно того, что обо мне заботится уже Вантцнер, печать, да и вообще вся городская администрация. Все обо мне заботятся, а когда о бедном человеке заботится так много высокостоящих людей, то…»

— Хо-хо, Али, драгоценнейший господин доктор! А что это вы теперь вытворяете?.. — заорал Розенберг и помчался за слоном, который, размахивая хоботом, прыгал и скакал по улице, затем остановился, стал кружиться на одном месте и своим страшным ревом в один момент очистил всю улицу от людей и автомобилей, как будто огромный вакуум поглотил все, находившееся на улице Надьмезё, — и людей и все остальное.

Слон бегал по улице, всюду оставляя за собой пустоту: люди забились в глубину кафе, спуская железные шторы, даже ребячье войско, шарахаясь, разбежалось во все стороны. Парадные домов закрылись. Полицейский, регулировавший уличное движение на углу, хотя и выхватил саблю, но перебегал из подворотни в подворотню, пока ему не удалось оставить поле битвы в подвернувшемся такси.

Один только Розенберг стоял посреди улицы и орал:

— Тебе не стыдно? Такая огромная скотина, а ведет себя, как пьяная утка! Достаточно понаделал глупостей, хватит! Святой боже, что скажет теперь Вантцнер?! Господин Али, дорогой, золотой мой Алик, да перестаньте вы меня компрометировать, не губите моей жизни, не…