Панкомат - [46]

— Может, он ее приучил?

— Да нет. У нее потом так ни с кем лежа и не получилось.

Мы откровенничали не на шутку.

— А ты в жопу никогда не пробовал? — спросила Васильева.

— Ты чо?

— Нет, я имею в виду, девку.

— Ну….

— Что ну…

— Ну, пробовал.

— Узко, правда?

— Как бы да.

— А у меня парень был, то ли косил под армяна. То ли и был армян. Он только в жопу любил. Говорил — как детей надо будет делать, тогда я и сделаю все как надо. Ну вот. Ты себе представляешь, сколько напрягов. Нужно постоянно быть готовой. А ему ничего не объяснишь. Говорит, у нас, армян, все — только так. Так все и положено. Мне еще Элька сказала, у нее был парень, Вачик, я думала — нет, это все пиздёж и провокация. А оказалось, что так и есть.

— А как его звали?

— Серега. По ходу, он был не Сергей, а Серген.

— А.

Мы пили пиво. Демьян спал. Скоро и меня сон стал одолевать. Тогда Васильева, видя это дело, влезла мне на колени и стала расстегивать ширинку.

— Ты правда сосешь? — спросил я.

— А ты как думаешь?

Утром следующего дня я обнаружил у себя в почтовом ящике пачку Гуев. Сел за стол. Выпил воды. Зевнул. В первые секунды нового утра я не мог вспомнить, что было вчера. Потом он рассосался, растаял, будто кусок масла на хлебе. Звуки улиц заколебались, вибрируя окнами. Троллейбус пробубнил мимо окон. Остановился. Дверь открылась, шипя, и было слышно, как кто-то ему посигналил — он кого-то подрезал. Но троллейбусники всегда так ездят. Потом — звон трамвая через две улицы. Дзынь! Сигнал.

— Гуляли вчера? — спросила Таня.

— Да, — ответил я помятым голосом, — слушай, а какой сегодня день недели?

— Четверг.

— А.

— Ты сегодня работаешь?

— Не. Я там больше не работаю.

— А что делать собираешься?

— Участвовать в предвыборной кампании.

— В смысле.

— Да. Да. Чо, Вика звонила?

— Да, звонила. А что за выборы-то?

— Клешня, Тань. Живет человек и высматривает, что бы и где ему схватить. Это и есть — клешня. Человек — это краб. Нужно вовремя схватить. У каждого в жизни должен быть шанс, чтобы схватить. Вот, и я решил, что у меня есть возможность.

— Ты что, Валер, — сказала она испуганно.

— Да ничего. Все нормально.

— Борщ будешь?

— Кубанский?

— Ну, не американский же.

— А… Нет. Не хочу. А вообще — давай. Я с бодуна. С бодуна именно борщик и надо есть.

— А ты женись, Валер.

— На ком?

— На Вике.

— Фиг его знает. Я тоже думал. Но лучше вообще никогда не жениться.

— Все вы, мужики, так говорите до поры, до времени. Все вы — кобели.

— Да ладно, Тань. Начинаешь тут. Я ж серьезно.

— Сметану класть?

— Клади.

— А перец будешь?

— Сухой?

— Нет, свежий.

— Давай, давай, перчик.

— В Америке, небось, пластмассу едят.

— Иногда. Кто как привык.

— Русские должны жить в России, Валер.

— Да что-то, Тань. Где хотят, там и живут. Вот, Женя Семин….

— Это вот тот, блин….

— Да, да, вот тот, блин.

— А что он.

— Да так. Я — к слову. О, петрушка.

— А то.

Глава 10

Вскоре мы сидели на блатхате. Скинувшись, накрыли на стол. Вообще — это нормальная мода — все дела без стола не решать. Мы как бы не отстаем, но не из корпоративности (не смотря на название), а просто потому, что бухать все любят. Председателя пока нет. Все решает собрание, и я — его секретарь. Здесь же — Петр, Юрий, Зе, Саша Сэй, Саша Худой, Наташа Шелест. Пригласили и Демьяна. Но молчал Демьян. Хочется простоты, но время течет, и вместе с ним что-то просачивается. Это — иное понимание вопроса. Не таджикское, не армянское, и, даже, не русское, что, на данный момент, тоже очень важно. Мне иногда кажется, что Петр написал «Майн Кампф». Хотя, не все поймут мой пафос. Ведь я не именно это имел в виду. Мы пытаемся бороться, но никто не знает, за что именно, никто не видит даже примерных целей.

— Вопрос прост, — сказал Петр, — как и что будем делать. Кто наливает? Заявку мы уже подали. С этим проблем нет. Но только что толку от нашей нищей заявки? О нас даже люди не узнают! Даже стыдно не будеть! Если какая-та партия выглядит нелепо, то над этим можно посмеяться. Если слишком по-коммунистически — то похаять, либо похвалить. Эфирное время нам выделят, базара нет. Самый что ни на есть минимум. Минимум, друзья. Поговорим. Скажем пару слов. Удивим народ. Чудеса бывают. Нет, я в сказки не верю, но как не поверить в нас, да? Как же тогда бороться? Так что будем исходить из того, что есть и решать все на этой основе. Мы можем начать усиленно верить. Некоторые дешевые психологи говорят, что это возможно. Наш коллективный разум создает биополе, которые способно подействовать на массы.

— Да я выступлю, слышь, — подал голос Демьян, — хули говорить, пацаны. Я же оратор по ж-жизни!

Все засмеялись.

Я могу быть председателем. Это спокойно. Структурно мыслить — моя профессия. Почему Петр? Это, вообще-то, и не партия, это — Петр. Он пытается играть, играть в бога, а это и есть настоящее. Единственное настоящее, что только можно придумать. Креатив — слово для объяснения процесса. Вся наша команда — один организм, но его ядро — это Петр. Возможно, что каждый имеет право думать иначе. Каждый человек в своем мире — один единственный. Но я не говорю, что это плохо, так как не нам решать. Это придумано не нами. Но креативность нужно еще уметь использовать. Чаще всего получается, что побеждают простые практические решения. В этом отношении, излишнее творчество приносит вред. Именно этот факт говорит в пользу того, что люди поэтического мышления, чаще всего, не приспособлены к жизни практически. Переизбыток чего-то одного отключает все прочие качества. Но все это не касается меня. Я всегда был уверен, что у меня всего — в меру.