Панк-рок для мёртвых - [22]

Под утро, когда светило полтускнело, и трава начала тяжелеть росой, я ощутил какую–то тяжесть. Руки не поднять, в груди будто камень. Даже не тяжесть, а тяжкость. «Что со мной?» — вяло подумал я, влачась куда–то, напролом через бурьян заброшенного огорода. И чем дальше я продвигался, тем сильнее меня тащило, и тем больше разгоралась дурацкая боль. В дом я почти вполз, и упал, растянувшись у ног Хозяина.

— Что, собака Шут, где был? Чего принес? — он присел на корточки передо мной: — Подними голову! — голос его заледенел. Я понял — снова не будет ничего хорошего. Поднял разгорающуюся голову. Он взял меня железными пальцами за лицо, приблизился резким движением, обнюхал, как пёс.

— Мразь!! — глухой удар, я отлетел, стукнув об пол черепом.

— Ты ведь жрал сегодня, и очень–очень нехило, кровью от тебя за три версты тащит! Что, один целого человека приговорил?! Женщиной от тебя воняет, а ты знаешь, мерзавец, что это страшный грех? Ты, скотина поганая, один сожрал целую бабу, а про братьев своих мертвых и не вспомнил! — он помолчал, прошелся со скрипом по гнилым половицам. Я молчал. Меня жгло изнутри, как будто я не крови, а раскаленного железа наглотался.

— Блюй, тварь!! — заорал Хозяин вдруг, пиная меня в зубы. Нутро тут же вывернуло наизнанку, разлился прекрасный и манящий запах крови… Глядя на лужу, я чувствовал возвращение голода, и готов был скулеть от него. Боковым зрением заметил девченочье лицо, выглянувшее из черного угла. Она жадно облизнулась, но Хозяин шикнул на нее, и она исчезла. Я потянулся к луже, но он меня грубо отпихнул, сам встал на колени, согнулся, и как обезьяна принялся набирать жижу в ладони и пить ее, жадно. Глаза его разгорелись жутким желто–зеленым огнем. Я трясся от зависти, но молчал — страшно. Он выпил половину лужи, запрокинув голову, тщательно облизал ладони и губы. Поманил пальцем из угла:

— Пойди, поешь!

Оттуда проворно выскочила девченка–салажка лет 13, темненькая, сухонькая, полуребенок–полунечисть. Она растянулась на полу, и будто не веря, потрогала липкую, остывающую лужу, передернулась, приоткрыв рот, попробовала капельку с пальчика. Посмотрела на Хозяина с сомнением.

— Можно–можно, ешь! — усмехнувшись, кивнул тот. Я переводил взгляд с него на нее, и обратно, не веря — как же так? Это моя КРОВЬ, моя пища!

— А мне что, загнуться? — не выдержав, крикнул я, видя, как быстро кончается кровь на полу.

— Заткнись, — спокойно и не глядя на меня, ответил мучитель. И я заткнулся. Все, сегодня мне ничего не светит.

Я отполз в угол, испытывая тремор, сел там обняв колени и раскачиваясь. Что я здесь делаю?!

— Хозяин, там Студент пришел, просится, вроде, сказать хочет чего–то, — нерешительно поскребся Дамир.

— Да? Ну, пусть заходит!

Неестественно подворачивая ноги, в дом заполз этот мерзкий дохляк, Яшка–студент.

— Ну, чего тебе? — уставился на него Хозяин.

— Э-хмм, а–а–э-э… завел трупак мычать перерезанным горлом. Меня разобрало, и я заржал — уже насрать на все! Все равно не накормят!

— Ах, да! Я и забыл, — ответил ему Хозяин, на меня же — по нулям. Да и пошел он. Я показал «fuck» нажравшемуся содержимого моего нутра кошмарику, она испуганно скрылась в темноте.

— Ну, пошли! — кивнул Хозяин. — И ты тоже! — криво глянул на меня.

— Пошли, — пожал я плечами. А че еще делать?

Мы дошли уже почти до озера, когда до меня допетрило — а солнце где?! Ведь по–идее день должен быть в самом разгаре. Но нет, луна и звезды на чистом, черном небе.

— Вот, блядь, ни хрена не понимаю! — сказал я, но на меня никто не обратил никакого внимания: ни Яшка–трупак, ни Дамир, ни Хозяин этот хренов.

— Ну, и пошли вы в жопу, — равнодушно парировал я. Вот уроды! Хотя, че–то я забылся — сам такой. Гниющее неестественное зло. Как–то упускаю это обстоятельство.

Приволоклись к озеру, я намеренно отстал — не хотел их видеть. Задрали, блин.

Они уж все собрались, выстроившись плотными кучками вдоль берега. Там явно что–то происходило, но из–за спин я не мог разглядеть — что? Подошел, попрыгал — нет, не вижу! Там кто–то скулел, Яшка вопил чего–то, совершенно не понять. Плюнул да пошел шататься в зарослях — не больно–то и интересно! Вообще, нафига мне их дела? Не хочу, не интересно. Вот бы если пожрать… Да и то, чего уж теперь! При жизни и не такое терпел, так че же, мертвому и подавно по хрену!

Шел–шел, вышел к какой–то протоке, ну вобщем, здесь озеро и через какое–то расстояние — еще одно, и длинная полоса воды соединяет их. Подошел к этой протоке, наклонился посмотреть. То, что я увидел, мне не очень понравилось: остановившиеся, потемневшие глаза, щеки запали, наркотические глубокие тени залегли на веках. Стянул рубаху осмотреть тело, встал на колени у воды, склонился пониже. Я думал, худее уже некуда, но похоже, и вовсе оборачиваюсь мумией. На плече что–то темнело, смутно знакомое. Машинально потрогал это, всмотрелся — бог ты мой, да ведь это тату! Мой Летучий Мышь — шут в колпачке и со злыми зубками, очень сложной работы! Я так гордился им при жизни. Он нравился девченкам. Я был… панком!!

ААА!!!

Теперь я вспоминил ВСЁ. Как было больно, когда возгоревшись однажды мечтой наколоть вампира–шута, так, чтобы он сидел свесив лапки на ключице, я долго собирал деньги, пропивая очень скромно, скопидомничая и считая каждую копеечку. Лабал в переходах, а Король аскала… Была рядом, поддерживала. Любила… Я смотрел в мутную воду, и видел за ее гладью свою жизнь. Я, весь дрожа от волнения шел в тату–салон, зажимая бумажки в кармане джинсов. Дождался своей очереди, унимая не в меру сладкое предвкушение скорого исполнения своей мечты. Мастер–девушка одобрила мой рисунок, посмеявшись по–доброму мятой бумажке с эскизом. Его я сам рисовал, получилось только с пятого раза. Долго терпел кропотливую иголочку и неприятные резиновые прикосновения. Потом шел по улице, не веря своему счастью. Как во сне прикасался к плечу — ощущать снова и снова, что он здесь, мой злой шут. Помчался к Королю, делиться радостью, и сама Судьба поддерживала меня в тот счастливый день — она одна была дома. Открыла мне в рваных джинсах и короткой майке… мы долго терзали друг–друга на постели, и она причиняла мне без конца сладкую муку — целовала и легонько царапала.