Пани Ирена - [19]

– Зачем вы здесь! – выкрикнул он.

– Я не могу, чтобы пан один. Вместе, – решительно сказала полька.

Виктор ничего не ответил. Он никогда не был сапером, но знал, как кладутся и маскируются мины. Сейчас это было как нельзя кстати. Блеклое пятно электрического фонаря шаг за шагом прощупывало внутренность блиндажа. На пороге не было никаких опасных примет, и Виктор, смелея, толкнул от себя посохом полусгнившую дверь. Она тоскливо застонала на петлях и подалась вперед. Косяк желтого света, вырвавшийся из его руки, заскользил по земляному полу и бревенчатым сводам, вырвал из мрака рассыпанные по земле патроны, порожние пулеметные ленты, два топчана, наскоро сбитые из березовых жердей. Пахло плесенью и прелой листвой.

– Поверим этой тишине, пани, – напряженно проговорил капитан.

– Поверим, – отозвалась женщина спокойно, и они вошли. Виктор опустился на топчан, устало вздохнул:

– А если прилечь?

– Можно прилечь, – улыбнулась женщина, – даже надо. Ложитесь, а я осмотрю рану.

Большаков осторожно лег на спину, с наслаждением вытянул одеревеневшую правую ногу. Все из того же вместительного кармана комбинезона достал он предусмотрительно захваченный на месте катастрофы кусок парашютного шелка.

– Прошу, пани, если сможете, поменяйте повязку.

Ни слова не говоря, женщина утвердительно кивнула головой. Он почувствовал, как бережно прикоснулись к нему ее холодные пальцы. Им вдруг овладело состояние безразличия. Сквозь обманчивый туман, снова к нему подкравшийся, видел он лохматую голову, иногда вздрагивал от боли и обреченно думал: «Ну, перевяжет, а дальше? А завтра и послезавтра? Разве в таком состоянии добрести до линии фронта, перейти к своим? Неужто придется погибать на захваченной врагом польской земле, вдали от своих, не рассказав им о той страшной ночи, не передав документов погибших героев, таких близких – Володи Алехина и Али Гейдарова и такого же отважного, хотя и малознакомого, нижнего люкового стрелка Пашкова?»

Женщина зубами надорвала лишний кусок материи вздохнула:

– Рана не загноилась, но вы очень горонций. Нужен доктор.

– Где же его в лесу сыщешь? – пробормотал капитан. – Тут и волков с медведями война распугала. Вы есть хотите? – спросил внезапно.

– Еще как, – созналась она.

Виктор вспомнил, что перед вылетом за вечерним ужином он взял в карман комбинезона с полкилограмма хлеба, большой кусок колбасы и белые квадратики пиленого сахара. Он был расчетливым бойцом и всегда брал в дальний полет немного продуктов. Делал это вовсе не потому, что предвидел вынужденную посадку в тылу противника, Просто перед полетом ничего не хотелось есть, он ограничивался в столовой стаканом чаю, а наблюдательная официантка Надя напутственно говорила:

– Вот и опять вы сегодня без аппетита, товарищ капитан. Возьмите хоть что-нибудь с собой. Может, на стоянке захочется есть, а то и в кабине.

– В кабине не до этого, Надя, – отмахивался Виктор, но какой-нибудь сверточек из ее рук брал. Сто тринадцать раз эти свертки оказывались ненужными, а на сто четырнадцатый запас пригодился.

– Подождите-ка, пани. – Он запустил руку в карман комбинезона, но вместо колбасы и хлеба вытащил оттуда два черных пистолета. Посмотрел на них и, осененный внезапной мыслью, протянул один женщине. У польки встревоженно поднялись темные брови.

– Нацо мне?

– Берите, – настойчиво посоветовал Виктор, – вы же видите, какой я дохлый. Вдруг какая опасность. Ни вас, ни себя защитить не сумею. Берите. Мы теперь вроде как единомышленники.

– Что такое единомышленники? – печально улыбнулась полька. – Коллеги?

– Пусть будет коллеги.

Женщина быстро и решительно взяла пистолет и чему-то горько усмехнулась.

– Браунинг? – неуверенно спросила она.

– TT, – возразил Большаков.

– А что есть TT?

– Тульский Токарева… наш, советский.

– Тула? – высоко подняв брови, спросила полька. – Тульские ружья… тульские пряники и самовары?

– И еще тульские кузнецы, которые блоху подковали, – прибавил Большаков. – Давайте покажу, как им надо пользоваться, – сказал он.

– Не нужно. Я знаю.

Тонкими пальцами она сноровисто вынула магазин с патронами, густо смазанными ружейным маслом, потом сдвинула предохранитель и прицелилась в узкое оконце, чуть прижмурив один глаз. Щелкнул курок, и Виктор успел заметить, что в ее цепкой руке ствол пистолета почти не дрогнул.

– Откуда у вас такие навыки? – поинтересовался он. – Может, и стрелять приходилось?

– Приходилось, – погасив на лице улыбку, подтвердила полька. – Но только в тире.

Больше он ее не спрашивал. Молча погрузил обратно в карман свой пистолет, достал хлеб, колбасу и сахар.

– Давайте подкрепимся немного.

Женщина закивала головой. Взяв хлеб и колбасу, она отвернулась. «Изголодалась, бедняга, не хочет, чтобы я видел, как она жует», – догадался Виктор. Сам он съел мало. От пищи тошнило, она казалась удивительно горькой. Съев свою порцию, полька достала платочек, заученным движением вытерла рот. Обернувшись, тихо сказала:

– Спасибо.

– Если бы можно было достать воды, – промолвил Виктор. Он стеснялся обращаться к ней с прямыми просьбами, но на каждую из них, неопределенно высказанную, она мгновенно отзывалась.