Пангея - [17]

Взмах! Выпад! Отбив! Новый выпад!

Вражеский клинок распарывает форму на плече, но крови нет, значит, схватка продолжается.

Выпад! Выпад! Парирование!

Скрежет стали неприятно режет уши.

Подшаг! Выпад!

Клинок шпаги срезает четверть пышного пшеничного уса и оставляет на широком лице фон Блюхера кровавую отметину.

- Стоп! - взлетает рука секунданта. - Дуэль окончена!

- Так точно.

- Замечательная карьера. А насколько искренним было ваше желание перейти в строевую часть? Стать настоящим, окопным, офицером.

- При всем уважении к пехотным частям, драгун нельзя назвать окопными частями. У нас другие цели.

- Ответьте на вопрос относительно искренности вашего рапорта о переводе.

- Гвардия воюет не меньше строевых частей.

- Замечательный ответ.

Мне показалось, что сказавший это готов в ладоши хлопнуть, отдавая должное моему ответу.

- Вам бы в контрразведке служить или в разведке.

Я понял, что допрос закончился, раз пошли свободные реплики членов комиссии.

- Вы свободны, - сказали мне.

Я поднялся с неудобного стула, отдал честь и покинул комнату.

По возвращении на казенную квартиру, предоставленную мне, я обнаружил на столе приглашение - именно приглашение - на завершающее заседание комиссии. Это было странным делом. Вроде бы раньше ограничивались устными приказами, а тут - такое.

Время было указанно, и я решил снова явиться четвертью часами раньше. Всегда был уверен, что приходящий раньше человек, а особенно офицер, производит лучшее впечатление, пусть даже приходится иногда ждать при не самой лучшей погоде.

Молодой лейтенант с нервозными пятнами вокруг глаз в этот раз не производил такого неприятного впечатления, как при прошлой встрече. Он спокойно отдал честь, картинно глянул на часы и попросил подождать до назначенного времени. Надо сказать, ровно в десять утра, как и было написано в приглашении, на столе, за которым сидел лейтенант, прозвонил аппарат-коммуникатор. Тот поднял трубку, выслушал, кивнул и пригласил меня.

В этот раз зал наполнял яркий свет, и я мог разглядеть всех членов комиссии. Блистали парадные аксельбанты и золотые погоны, среди них я заметил несколько эполет. Сидевший в центре стола пожилой генерал-майор с роскошными седыми бакенбардами в зеленой пехотной форме - не он ли спрашивал вчера про окопных офицеров? - поднялся со своего места.

- Максимилиан Панкратьевич, - обратился он ко мне, четкое произношение говорило либо об отличном знании русского, либо о том, что второй официальный внутренний язык империи был для него родным, как и для меня, - по результатам расследования, проведенного нашей комиссией, признано, что злого умысла в ваших действиях нет. Не было обнаружено каких-либо поддельных бланков шифрограмм из штаба экспедиционной бригады. Молодой унтер-офицер ландвера, принявший сообщение, вполне мог не отпечатать его на официальном бланке, а поспешить сообщить вам новость устно и был убит бостонским снайпером, также не знавшем о перемирии. - Генерал-майор перевел дух и продолжил. - Учитывая тот факт, что вы приняли на себя командование полком и всеми силами, штурмовавшими укрепрайон, и взяли его, вам присваивается чин полковника и вы назначаетесь командующим Пятым Вюртембергским драгунским полком.

Эта новость едва не сбила меня с ног. Не хуже вражеской пули в грудь.

Тем временем генерал-майор взял со стола два листа. Первый оказался патентом на полковничий чин, второй - приказом о назначении меня командиром полка.

Теперь меня будут считать еще большим выскочкой. Почему-то в голове крутилась только эта мысль. Да еще вспомнилось, генерал-майор в своей речи ни словом не обмолвился о том, что офицеры полка и ландвера упоминали поддельный бланк шифрограммы. Хотя о самой поддельной шифрограмме вроде и сказал, но как-то вскользь.

Так я в неполные тридцать стал полковником.

Часть первая. ПАНГЕЯ

Глава 1.

Родной Вюртемберг встретил нас зимой и метелью. Полк вернулся на квартиры в столице Новониколенской губернии. После сражений на Баварии казармы полка почти пустовали. К концу кампании от списочного состава осталась, дай бог, чтобы половина, и еще четверть от них абшидировали по состоянию здоровья. Пока шла война, они годились, а теперь перестали отвечать строгим требованиям армии Доппельштерна. Всем выдали удвоенное месячное жалование и отправили по домам. Правда, поставив на учет в министерстве колоний. Как только будет объявлен очередной набор для переселения на вновь открытую планету, всем им, вместе с семьями, если они таковыми обзаведутся, будет предложено переселиться туда, обеспечив тем самым крепкий тыл имперскому гарнизону.

Вернувшись домой я почти с головой ушел в бумажную работу. Конечно, мне, как и всем офицерам, полагались две недели отдыха, но одновременно отпустить всех я не мог, а потому остался и сам. Иначе поступить не мог.

На меня сразу же навалилась груда бумажной работы. В первый же день ко мне явился начальник канцелярии полка, остававшийся на Вюртемберге, и вместе мы наметили фронт работ.

Полдня у меня ушло только на подписание медицинских заключений об абшиде, а после этого я разбирался с последними письмами погибшим солдатам, унтерам и офицерам полка, которые циничная солдатская молва прозывала "письмами счастья". Надо сказать, эта работа утомила меня намного больше целого дня тяжелых боев. Когда я увидел какой, на самом-то деле, толстой была стопка этих "писем счастья", мне невольно стало не по себе.