Пандемия - [4]

Они пару раз принуждены были ночевать в пустых домах в городе или его окрестностях. О том, что они увидели там, предпочитали не распространяться. После этих походов оба еще больше замкнулись в себе. Что-то у них там случилось как-то раз нехорошее, страшное, о чем они никому не рассказывали, как не пытались остальные выпытать подробности.

За последние полгода на Базе появился лишь один новичок – Антон Левченко, приплывший сюда с одного из островов Финского залива. Сейчас на Базе жило всего лишь двадцать три человека, и ни одной женщины или ребенка среди них. Их организмы практически не имели иммунитета к заболеванию, и если они подхватывали вирус, то летальность была практически стопроцентная. Увы, в новом мире практически невозможно было встретить ребенка или женщину – лишь очень немногие пережили пандемию. Поэтому и воспринимали женщин буквально как богинь , так они были ценны для остатков человеческой расы. Им поклонялись, носили на руках, оберегали от любых невзгод, и все же, женщин становилось все меньше и меньше…

В комнате находилось лишь три человека, хотя обычно радиорубка была полна. Павлушка, Антон и Барин сидели за длинным столом, накрытым потертой, во многих местах прожженной и испещренной следами от окурков клеенкой; ждали известий с Заячьего Острова. Остальные уже высыпали на Стрелку, к колоннам. Встречать беженцев.

Именно здесь, в радиоузле, на четвертом этаже южной башни, находился штаб и сердце Васильевской Базы. Этажи выше четвертого пустовали, да и жильцов в здании было всего ничего; на втором этаже располагалась обширное казарменное помещение, карцер и несколько одиночек, на третьем – склады, оборудование, припасы. А с балконов пятого этажа открывался неплохой вид на Адмиралтейство и окрестности. Неплохая тактическая позиция для обороны. Длинный дугообразный балкон давал большой угол обзора. Иногда здесь посиживали снайперы, контролировавшие набережную напротив, а на деле просто отстреливавшие шатунов, постоянно бродивших по Адмиралтейке. Занимались они этим скорее для развлечения, нежели ради необходимости.

На втором этаже были оборудованы специальные выдвижные лестницы для спуска на улицу. Первый этаж был забаррикадирован наглухо, во избежание прорывов линии обороны. Конечно, с бетонной стеной периметра можно было не опасаться внезапных нападений, но предусмотрительный Комбат приказал не разбирать баррикады.

Курили все, включая и лидера Базы; дымили даже те, кто раньше пытался вести здоровый образ жизни и не переносил табачного дыма. Теперь сигарета помогала снять стресс. Это было как лекарство – вредная привычка, которую невозможно было побороть. Закурил даже Антон, считавший, что никогда не будет травить свой организм. Все, кто остался жив, курили по-черному. Намеренно травили себя, пытаясь такими образом оправдаться перед мертвыми. Мы скоро, мы уже догоняем вас.

В рубку заглянул Щербак, рябой моргающий парень лет двадцати пяти, вечно небритый и сутуловатый, пошарил растерянными выпуклыми глазами, ища кого-то, и с грохотом захлопнул дверь.

Уже два дня бушевал ураган, по-питерски свирепый и беспощадный. В последние годы, казалось, ураганы пробрели еще большую разрушительную силу – налетали внезапно, бушевали день-два и резко распадались. Во время ненастья некоторые дома, особенно, выгоревшие, заваливались, как карточные домики. Именно ураган и стал причиной катастрофы на Заячьем Острове…

Попискивала радиостанция, без умолку подававшая сигналы в молчавший эфир. Впрочем, в воющей, пытающейся высадить оконные стекла стихии, ее писк был едва слышен. Буря неистово ревела за окном, раздувая гигантские невидимые меха, косой ливень хлестал в высокие арочные окна, словно наносил стеклу бесчисленные пощечины, пытаясь вызвать укрывшихся внутри людей на битву, ветер бился в двойные стекла, дрожавшие под его напором. Ружейная пальба, доносившаяся со стороны Петропавловки, была слышна даже сквозь разыгравшийся природный ад. Люди молчали, прислушиваясь к приглушенной канонаде.

Павлушка, щуплый белобрысый паренек семнадцати лет, в здоровенных накладных наушниках, хмуря лоб, старательно прислушивался к эфиру и щелкал тумблерами, переключая диапазоны. Антон любил монотонный звук работающей электроники, поэтому каждый день заходил в радиорубку. Просто, чтобы послушать звуки аппаратуры. Они успокаивали, в них был что-то уютное, домашнее, заменявшее Антону его домашний большой аквариум с рыбками, и отчасти- утерянный дом.

Дверь снова отворилась. По привычке пригибаясь, вошел Комбат. Здоровенный, кряжистый мужик , уже немолодой. За глаза звали его, как правило, не Михаилом Степановичем, а именно Комбатом. Он был самым возрастным человеком здесь, и авторитетом пользовался вполне заслуженно.

– Ну что, Павел, какие там новости? И Новинск что? Не проснулся? – с надеждой в голосе спросил Комбат, подходя к радисту.

Тот обернулся и виновато-смущенно, чисто по-детски, улыбнулся, снимая наушники.

– Новинск молчит, Михаил Степанович. Полная тишина. Вообще ничего. На прошлой неделе позывные "Дейчландрадио" перестали ловиться, да еще Пражскую "Свободу" больше не могу поймать. А на Петропавловке все плохо. Уже спускают катер на воду. Держатся из последних сил. Там соотношение десять к одному. Отступили в Собор, заняли в нем круговую оборону. Забаррикадировались, завалили окна. Если сдадут Петропавловский, то все, конец… Больше отступать некуда. Если только к нам, вплавь… Если смогут к воде пробиться…