Пандемия - [3]

Солдаты обустраивались в южной Башне без церемоний. Всем было ясно, что прежнюю жизнь уже не вернуть. Возвращаться или отступать было уже некуда, так что ни один солдат не ушел с острова. Питерский военный штаб был расформирован, в городе царствовали анархия и мор, толпы обезумевших инфицированных, потерявших разум, шатались по улицам.

Комбат и его люди приняли единогласное решение остаться на острове. Нужно было выживать самим, и башню сразу же превратили в настоящую крепость. На всякий случай, подъездные двери укрепили, забаррикадировали первый этаж, накрепко заколотили окна, сделав высотку действительно неприступной. Хотели приспособить для своих нужд и двух оставшихся близнецов, но после сильного пожара, случившегося вскоре после отселения партийных бонз, проживать в этих зданиях оказалось невозможно.

Великолепные Дворцовый, Биржевой, Благовещенский и Тучков мосты взорвали, чтобы не допустить миграции на Стрелку новых полчищ инфицированных, хотя зимний лед продемонстрировал тщетность этого предприятия; когда-то гордость города и украшение, теперь они стояли частично разрушенные, напоминая знаменитый мост в Авиньоне – теперь такие мосты можно было увидеть повсюду…

Шло время, и население Стрелки неуклонно сокращалось. Кто-то погибал во время вылазок за продовольствием и оружием, некоторые теряли рассудок; бывало, что закаленные бойцы выбрасывались из окон или сознательно отправлялись на разведку в Питер без оружия, на верную смерть. Всякое случалось. Однако, принял Комбат и немногочисленное пополнение из числа людей, приплывших на Стрелку по воде, услышав про Базу.

Закопченные северная и восточная башни постепенно рушились, и в конце концов были подорваны направленным взрывом. Взрывчатки у Комбата оставалось предостаточно, а ветшающие перекрытия зданий угрожали жизни бойцов, частенько забегавших в высотки спокойно покурить травку вдали от бдительного глаза командира, не поощрявшего наркотики, да и вообще, любые вредные привычки на Базе, делая исключение лишь для обычного курева. В карты играли, но на интерес, выпивали, но в меру. Комбат следил за порядком и дисциплиной, казалось, круглосуточно. Это был волевой жесткий человек, прошедший несколько горячих точек, и слушались его все, признавая бесспорным лидером.

Казалось, прошли десятилетия. Так долго тянется время здесь, на обезлюдевшем (если не считать до сих пор шатавшихся где-то там, за стеной периметра, инфицированных) Васильевском острове, опустошенном мором. Люди все еще жили, обменивались радиосообщениями с немногими теплящимися еще очагами цивилизации, особенно тесно контактировали с гарнизоном Петропавловской крепости, помогая друг другу выжить, и конечно, пытались узнать, что же творится в остальном мире. Где еще есть живые люди.

Гарнизон Заячьего острова держал свой скот – в основном, коз и свиней, выращивали овощи в теплицах, помогали васильевцам продовольствием, а те привозили на остров лекарства, оружие и одежду, добытые в вылазках в город. Достаточно было посмотреть на Комбата, крепкого черноволосого мужика, превратившегося за несколько лет жизни на Стрелке в седого старика, чтобы понять, что это была за жизнь….

Петропавловцы предлагали Комбату объединиться , перебраться на Заячий остров и жить вместе, благо места хватало, но тот каждый раз отказывался. Комбату казалось, что на Стрелке жить безопаснее – слишком уж близко к Заячьему острову подступали набережные города – лишь тонкая полоска безопасной воды отделяла остров от вымершего города.

Много страшных рассказов и баек ходило про пустой мертвый Питер, раскинувшийся на многие километры вокруг Васильевского острова, и про то, что творилось в обезлюдевших, жутких землях севера. Дурные были слухи, страшные. Конечно, рассказчики иной раз откровенно врали, что-то сочиняли и сами – петропавловцы были отменными рассказчиками, собиравшими все сплетни и слухи.

Васильевцы часто приплывали к ним на моторке просто посидеть вместе за одним столом, пообщаться, и , конечно, послушать удивительные рассказы петропавловцев. Многому не верили, качали головами – действительно, рассказчики иногда перегибали палку, но все же, оторваться от повествований закаленных суровой жизнью солдат, было невозможно. Конечно, истории про волков-оборотней и призраков умерших , бродящих по ночам по вымершим питерским улицам, не могли быть правдой, как и россказни про других дьявольских созданий, якобы населяющих опустевшие северные земли. Днем об этом помнили, посмеивались над услышанным, а ночью, когда дикий утробный вой оглашал безлюдные окрестности, становилось не по себе. Это был душераздирающий протяжный вой, не волчий. Хотя и волки часто попадались в Питере, но люди прекрасно различали обычный их рев, и этот.. страшный, дикий, запредельный…

Ночные патрульные Стрелки с опаской поворачивали головы на вой, доносившийся откуда-то из отдаленных мертвых кварталов, втягивали головы в плечи, подымали вороты курток и ускоряли шаг, хотя и находились в безопасности. Выбирались люди на разведку только днем, и только на БРДМ, бронированной и хорошо вооруженной машине, чувствуя себя уверенно только под прикрытием боевой брони. К ночи разведчики обязаны были вернуться – это железное правило соблюдалось неукоснительно. База потеряла нескольких человек, не вернувшихся из далеких экспедиций, так что рисковать, забираясь далеко от Базы, позволяли себе лишь Комбат с Барином, опытные и повидавшее многое бойцы.