Памятное лето Сережки Зотова - [35]

Перед тем как Павлу Ивановичу уйти, старуха немного успокоилась и стала просить его, чтобы он и другие учителя были подобрее к Сергею и не ставили ему «каждое лыко в строку».

— Одна у меня забота — Сергей, и в обиду я его никому не дам. Будь это школа или что угодно. И насчет учения вот что скажу — пускай учится как учится. Нечего подгонять. А совсем не пойдут занятия — тоже беда не ахти какая, плакать не будем. Не всем быть учеными, — сказала она, провожая Павла Ивановича на крылечко.

Сергея она в этот вечер не бранила, ни в чем не упрекала, и он понял, что классный ни словом не обмолвился о его проступках.

НИЧЕГО ОПРЕДЕЛЕННОГО

В один из июньских дней, накануне заключительного классного собрания, во время обеда Сергей будто между прочим сказал Манефе Семеновне, что, наверное, летом придется поработать на поле в колхозе.

Такое решение было принято недели две назад на отрядном сборе шестого «Б» класса, где учился Зотов. Об этом решении надо было дома сказать раньше, но Сергей не решался, все откладывал и дотянул до последнего дня.

Манефа Семеновна пристально взглянула на него.

— Кому это «поработать»?

— Старшеклассникам. И мне, и всем, — ответил Сергей, стараясь говорить как можно спокойнее и безразличнее.

— Обойдется. Нечего выдумывать, — строго сказала она. — И ты смотри не суйся. Мы не колхозники. Пускай сами справляются. Тут своих дел пропасть. Нам небось никто не придет помогать.

— А какие у нас дела? — полюбопытствовал Сергей.

— Было бы желание, а дела найдутся.

Манефа Семеновна помолчала, раздумывая, сейчас ли сказать Сергею, о чем велел поговорить с ним старец Никон, или отложить еще на несколько дней, пока в школе не окончатся занятия и Сергей не уйдет на каникулы. Решила, что, пожалуй, лучше потолковать сейчас, а то и вправду завербуется мальчишка в колхоз, тогда говори не говори, ничего не поделаешь.

— У Никона Сергеевича на тебя тоже свои планы имеются.

— А я ему не подчиненный, — невольно проронил Сергей.

Манефа Семеновна со стуком положила ложку на стол.

— Даже слушать отворотно, когда ты начинаешь произносить вот такие богопротивные слова. У него на каждого единоверца есть свое право.

Затем старуха повела разговор о том, что по причине войны в поселке появилось много несчастных людей, особенно вдов и стариков. И никто тем бездольным не помогает. Вот Никон Сергеевич и решил доброе дело сделать чем можно, помочь таким вдовам и старикам. А доброе дело бесследно не проходит, восчувствуют люди благодарность, может, их сердца к богу потянутся. Старец Никон хочет и Сережку попросить потрудиться для бога. Ведь человек живет на земле недолго, тут он словно гость, готовится к вечной жизни на небе: что заслужит на земле, то и получит на небе. И Сергею не надо отказываться от предложения старца Никона, за такие добрые дела господь воздаст сторицею.

— А что делать?

— Может, кому огород прополоть, крышу где-то починить, ворота наладить. Словом, работы — было бы прилежание. Ну, ты как, согласный?

— Не знаю.

— Тут и знать нечего. Зато отец с матерью увидят твои добрые дела и возрадуются. И опять же не забывай, у нас свой огород есть…

— Значит, мне отказываться? — допытывался Сергей.

— Или тебе самому хочется горб гнуть на колхоз? — пристально глядя на него, спросила Манефа Семеновна.

— Неловко вроде. Все для фронта работают. Даже третьеклассники в этом году вышли на прополку.

— Война — дело не людское, а божеское. Помнишь, на днях Библию читали? Как там говорится: «И нашлет господь на землю войны и мор». Господь нашлет! Вот он и наслал. На то его святая воля.

— Меня за это всю зиму шпынять будут.

— А чего шпынять? Не мог, и все.

— Тогда я так и скажу, что вы не пускаете.

Манефа Семеновна отложила вилку в сторону. Задумалась.

— Нет уж, Сережа, так лучше не говори. Беды бы не нажить.

В голосе старухи Сергей услышал тревогу.

— Почему? — спросил он.

— Мало ли что… С Семибратовой только свяжись. Чего доброго, в сельсовет потянет. Ты вроде еще не совершеннолетний, с тебя и спрос такой. А на меня могут всякую чепуху нацепить.

Сухое, выцветшее лицо Манефы Семеновны чуть порозовело. Она в волнении так сильно заломила руки, что хрустнули в суставах пальцы.

— Ну, что ты так уставился? — вдруг рассердилась она, заметив пристальный взгляд Сергея. — У меня на лбу ничего не написано. Все за тебя думай да подсказывай. Самому пора начинать мозгой шевелить. Не маленький.

Сергей промолчал. Старуха снова взялась за ложку.

— Может, сказать, что будешь подготовляться? — не совсем уверенно спросила она.

— Меня, должно быть, переведут в седьмой. Без подготовки.

— А если не переведут?

— Все говорят, — заверил Сергей.

— Вот еще грех навязался, — недовольно пробурчала она и снова нахмурилась.

В подобных случаях Сергей не торопился продолжать разговор, зная, что Манефа Семеновна может ни за что ни про что изругать, а раньше, когда он был еще поменьше, могла «под горячую руку» и шлепнуть… Не любила, когда ей перечат.

Заметив, что старуха начинает злиться, Сергей усердно заработал ложкой.

— А ты-то сам как думаешь?

— Не знаю, — не отрывая взгляда от ложки, тихо сказал Сергей.

— Может, накопытился пойти на работу, да только помалкиваешь?