Памятное. Книга 2. Испытание временем - [206]

Вот такой, по-своему синхронной, была эта пара.

Беседы во время прогулок

С Корнеем Чуковским я встречался в одном из подмосковных домов отдыха. Я проводил там свой очередной отпуск. Он тоже приезжал туда отдыхать.

По вечерам я привык совершать прогулки. В доме отдыха, когда было время, делал это и днем. В Чуковском тогда я неожиданно нашел такого же любителя ходьбы. На этот раз как-то вдруг мы познакомились и начали ходить вместе.

Он имел репутацию интересного человека и занимательного собеседника. Высокого роста, с красивым интеллигентным лицом, подтянутый, с седой шевелюрой, ходил он размеренно, без видимых признаков усталости. Приятно было на него смотреть.

Он шагал со мною рядом и говорил, говорил, говорил… Многое из услышанного отложилось в памяти. Образность языка, доходчивость, умение просто излагать сложные проблемы – все это отличало Корнея Ивановича как прекрасного рассказчика.

Теперь уже не одно поколение самых юных читателей повторяют наизусть его забавные и меткие детские строки из «Мухи-Цокотухи», «Мойдодыра», «Айболита», «Телефона», «Тараканища». Мои дети, а потом внуки, можно сказать, до дыр зачитывали книжки с его стихами. Классикой стала его художественная проза – книга «От двух до пяти», переизданная множество раз.

Эту часть его литературного труда, пожалуй, знают все. Но есть и другая – известная не только специалистам, но и многим читателям. Он был литератором в широком смысле слова, человеком, который серьезно изучал русскую и советскую литературу, блистательно писал о ней. Близкий друг Горького, приятель Блока, добрый знакомый Маяковского, Куприна, ученик Чехова. Его считали своим в кругу собратьев по перу многие литераторы.

Но знали его хорошо не только в среде писателей. Тесные отношения его связывали с наркомом Луначарским, часто он виделся с художником Репиным.

Обо всем этом я узнавал, когда часами ходил по аллеям старого парка и слушал его интересные рассказы о знаменитых людях нашей страны, живших и на рубеже прошлого и нынешнего веков, а также и в наше столетие.

– Я искренне любил Репина, – говорил Корней Иванович, – потому так часто его и вспоминаю. Меня связывала с ним давняя дружба, и ее не могла прервать даже советско-финская граница: Репин в последние годы жизни находился в Финляндии. Я много раз бывал в знаменитых Пенатах, хорошо знал не только Илью Ефимовича, но и его семью и всех близких.

Корней Иванович умел через рассказы о семье, о личной жизни человека показать его общественное лицо, значение его дела для страны и для народа.

– Репин работал неистово, – говорил рассказчик, – он целиком отдавался своему любимому делу. Случалось, что он как бы пытался отойти от реалистической линии в живописи, но каждый раз возвращался «на круги своя». Сразу ту работу, которая была с какими-то «завихрениями», он отставлял и принимался за новую картину, которая соответствовала основному, реалистическому направлению его живописи. Так что этого направления он придерживался всю жизнь.

Для любого творческого человека важны его отношения в семье, а также личная жизнь. Отчасти в этой связи, отчасти вне этого Корней Иванович отмечал негативную роль, которую сыграла в жизни великого живописца его вторая жена.

– Она в общем была женщиной образованной и культурной, – рассказывал он, – но предельно фанатичной. Более того, она умела навязывать великому художнику свой, особый повседневный образ жизни, Репин был человеком не очень крепкого здоровья, и, конечно, ему следовало получше питаться. Она же насаждала какие-то нелепые вегетарианские вкусы, или, как шутили его знакомые, заставляла питаться травой.

– Направляюсь я как-то к нему, – сказал Чуковский, – встречает меня один из местных жителей и говорит: «А вы опять идете к этому художнику, который сено ест?»

– Что же, он так и не мог отказаться от рецептов ее кухни? – спросил я.

– Выходит, не мог. Хотя эти новшества жены-фанатички, рассуждали многие знакомые, к добру не приведут. А когда он ушел из жизни, то все в какой-то степени осуждали ее. Так и не смогла она остаться в тех местах, где жила до этого рядом с Репиным, уехала в Швейцарию. Там и умерла.

Он сделал весьма выразительную паузу, а потом продолжил:

– Должен вам сказать, что я сам был жертвой застолий, которые она организовывала. Гости, попавшие за такой стол, предпочитали после ее обеда уходить подкрепиться к соседям или в ближайшую закусочную. Но хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство: фанатичка-вегетарианки имела характер и в некоторых отношениях воздействовала на Репина весьма положительно, но, к сожалению, об этом люди знали мало, больше упрекали ее за нелепые эксперименты.

Из рассказов Чуковского о Луначарском главным, пожалуй, было то, что я уже неоднократно слышал от других, – умение Луначарского выступать с лекциями. То, что он был прекрасным оратором, знали все. Представляя Луначарского в самом положительном свете, восторженно отзываясь о нем, Корней Иванович дал ему такую характеристику:

– Я восхищался способностью наркома выступать с лекциями на любую тему, в любое время, перед любой аудиторией.