Памятное. Книга 1. Новые горизонты - [22]

Что касается дома, о котором я напомнил, то его все так и называли – «наполеоновский». Причем, именуя его таким образом, обычно вкладывали в это солидную порцию сарказма в адрес императора-банкрота, которого история породила, казалось, только для того, чтобы в назидание потомкам сначала поднять на вершину славы, а потом безжалостно сбросить вниз.

Нынешней молодежи мало что говорит так называемый «Дальтон-план»[2], но в мои студенческие годы в Борисове и Минске преподавание по методу, который лег в основу этого плана, практиковалось в учебных заведениях – и высших и средних. Заключался он в следующем. Курс разбивался на группы по четыре – шесть человек, и преподаватель, проверяя подготовку студентов, беседовал не с каждым из них, а как бы с группой в целом. Конкретные люди при таком методе фактически обезличивались. Оценка знаний всех иногда определялась по выступлениям тех, кого сама группа специально для этого выделяла. Поэтому случилось так, что те, кто ловчее, отделывались двумя-тремя фразами, которых, разумеется, было недостаточно, чтобы выявить глубину знаний того, кто эти фразы произнес. Я лично, да и большинство студентов и в средних учебных заведениях, и в высших эти педагогические эксперименты не одобряли. И очень хорошо, что скоро с ними было покончено.

В постановлении ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 года указывалось, что «Дальтон-план», или, как его еще тогда называли, «лабораторно-бригадный метод», привел к «извращениям в виде обезлички в учебной работе, к снижению роли педагога и игнорированию во многих случаях индивидуальной учебы каждого учащегося».

Вступил я в партию в 1931 году еще в Борисове. Стать коммунистом мечтал с тех пор, как услышал, что есть такая партия, которая выражает и отстаивает интересы народа, а это было в те годы, когда начал понимать разницу между бедняком и помещиком, между рабочим и капиталистом. Получил я партийный билет незадолго до отчетного собрания. А на нем меня, молодого коммуниста, сразу же избрали секретарем партийной ячейки.

Партийная работа захватила меня. Как и в ранней молодости, когда вступил в комсомол, так и сейчас приходилось работать с людьми, заниматься некоторыми проблемами того времени, находиться постоянно в гуще событий. Только работал уже не с молодежью, а с людьми взрослыми, разбиравшимися в жизни, в политике партии, – коммунистами.

Члены партии в тот период – впрочем, как и во все периоды истории нашего государства – были впереди, на самых важных, самых трудных участках. Мы не только вели разъяснительную работу, не только агитировали за политику партии. Тогда главной темой была коллективизация сельского хозяйства. Мы первыми шли на субботники и воскресники; когда надо, заготавливали дрова, разгружали вагоны, нас бросали туда, где требовались рабочие руки. С энтузиазмом мы брались за любое дело, на которое нас посылали. И никогда не гнушались никакой работой, не стеснялись ее. Партия, комсомол понимали трудности и поддерживали огонь коммунистической убежденности в молодых сердцах, преданных делу Ленина, делу народа.

Стипендию нам давали небольшую. Несмотря на трудности, я вспоминаю о том периоде с теплотой, хотя бы уже потому, что тогда была построена наша семейная жизнь с Лидией Дмитриевной Гриневич, студенткой, дочерью белорусских крестьян. Родом она из деревни Каменки, чуть западнее Минска.

Обратил я на нее внимание случайно, а потом уже не думать о ней не мог. А мысли, как, вероятно, часто бывает в таких случаях, понеслись в определенном направлении: «Мне уже перевалило за двадцать. Пора подумать о том, как жить дальше».

Решения в таком возрасте, да еще и по таким вопросам, принимаются иногда с быстротой молнии. Я не был исключением. Быстро с ней познакомился.

Покорили меня красота, скромность, обаяние и еще что-то неуловимое, чему, возможно, нет и названия. Это, как мне кажется, – самое эффективное «оружие» женщины, и от него, наверное, мужчина никогда не научится обороняться. А может, и хорошо, что не научится. Тысячи дарвинов и ученых-психологов не смогут объяснить, откуда у женщины появляются такие качества. Это – тайна самой чародейки-природы.

Мы бродили ночи напролет, а они в конце весны – начале лета уже короткие. Ощущение было такое, будто несло нас, стремглав, куда-то все дальше и дальше на какой-то волшебной колеснице. В ту студенческую пору мы и поженились.

На первых порах, конечно, нам было трудно. Однако через некоторое время мы устроили все свои дела, в том числе и квартирные. К родным ездить приходилось все реже.

Из времен молодости помню некоторые эпизоды. Хотя они сами по себе мелкие, но все же проливают какой-то свет на тогдашнюю обстановку.

Студентам надоедало скудное питание. Они иногда в складчину покупали продукты на базаре, отдавая за это чуть ли не всю свою месячную стипендию, чтобы хоть два-три дня в месяц, но по-настоящему насытиться. Справедливо можно спросить: на что же они жили после этого?

А вот так и жили. Делились друг с другом тем, что иногда присылали родные. По вечерам подрабатывали. Или порой устраивались даже так: один продавал вроде бы «лишнее пальто», другой – вроде бы «лишние ботинки», третий еще что-то придумывал, называя «лишним». И так, помогая друг другу, выходили из положения. Брали верх молодость и энтузиазм.