Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [35]

При этом нарратив «дружбы народов» имеет большое значение как для неофициальной памяти (в контексте противопоставления старого и нового города), так и для официальной риторики. Во втором случае выстраивается общая версия российской истории и совместной Победы, с помощью которой заново конструируется понятие «единого народа», или «российского народа», отсылающего к прежнему понятию «советский народ». При этом героизация памяти и национализация героев (наиболее ярко героизирована фигура Мавлида Висаитова, но это касается и Мовлди Умарова, Магомеда Узуева и других чеченцев, представленных во время или после войны к званию Героя Советского Союза, но не получивших его[18]) тесно переплетаются в официальной риторике с героизированным образом «отца сегодняшнего чеченского народа Ахмата-хаджи Кадырова»[19]. Празднование Победы и создание официальных образов национального траура и общероссийского праздника, не пересекающихся с семейной и личной трагедией жительниц Чечни (в первую очередь это касается 23 февраля, перенесенного на 10 мая), создает обратный эффект. Совместная российская история, в том числе и победа в Великой Отечественной войне, становится историей «русских» и русской гегемонии[34].

9 мая 2013 года

Парад проходил 9 мая по главной части города, проспекту Победы[35], который одной своей стороной упирается в Аллею Славы, а другой — в мост через реку Сунжу. Военная техника двигалась участку проспекта Победы от Дома моды до Мемориала памяти погибших в борьбе с международным терроризмом[36] и обратно (это два квартала). Перед мостом, по левую руку, находится центральная грозненская мечеть «Сердце Чечни», а по правую — мемориальный комплекс. Празднование разделилось на две неравные части: с одной стороны у Мемориала памяти погибших стояли около трех тысяч человек, среди них государственные деятели, вдовы Героев России, полицейские и другие сотрудники правоохранительных органов, журналисты. С другой стороны стояли «неприглашенные» участники парада: жительницы Грозного, сознательно или случайно пришедшие посмотреть на парад военной техники или на митинг у мемориального комплекса.

Проход к памятнику, у которого происходило официальное мероприятие, был прегражден тремя линиями безопасности. Полиция перекрыла проспект у Дома моды, но большинство людей после коротких переговоров пропускали; следующая преграда располагалась через три дома в сторону центральной мечети, между аптекой и цветочным магазином, и третья — на пересечении проспекта Победы и улицы Исаева. Основное время парада, около полутора часов, я провела, находясь у второго ограждения, на боковой улице, вместе с другими стоявшими там людьми. Из нашего закутка между домами парад военной техники был виден плохо, но было понятно, что машины ездят по кругу, разворачиваются у мечети, проезжают до Дома моды и едут обратно.

Нас около сорока человек. За полтора часа я успела поговорить со всеми, кто стоял в этом месте. Среди нас были случайные прохожие, попавшие в «ловушку» и ждущие, когда ограждения и кордон снимут; пары с детьми, для которых это семейный праздник, и они пришли «на парад»; скептики, пришедшие «по привычке» или «из чувства долга», и жители города, проходившие мимо и решившие «посмотреть». Люди, стоявшие между домами и глядящие на проезжающие танки и военные машины, имели довольно мало общего, объединяло нас пространство. Некоторые люди были между собой знакомы, большинство — нет, но все общались, обмениваясь новостями.

Семья Ахмедовых стоит рядом с ограждением — родители и трое детей. Младший сын Рашид, ему 8 лет, на его одежду накинута взрослая форма с орденами; в руках у родителей две фотографии пожилых мужчин в форме, с орденами. В разговоре со мной родители рассказывают об изображенных на фотографии мужчинах — их отцах, участвовавших в Великой Отечественной войне. Мама Рашида — Ада, учительница в школе, — держа в руке фотографию своего отца рассказывает:

«Для нас очень важен этот день. Мы всегда его празднуем и сейчас, когда родители умерли. Мы всегда рассказываем нашим детям все, что знаем сами. Готовим праздничный стол… Мы вот сейчас шли, наш сын в форме отца, с орденами, мы шли на парад. А по дороге мальчишки […] начали кричать: “У него русские награды! У него русские награды. Они русские проститутки”. Ну что с этим сделаешь? Что? Они совсем не знают нашей истории, не знают и своей истории, своих семей. Это не потому, что он плохой или чеченский парень. Это просто незнание. Это точно так же, как про тот же гимн[37][23]. Все из-за этого случая так переживали. Когда играет гимн, у меня мурашки по коже бежали, на любом мероприятии, на линейках всегда этот гимн играл. Мы знали, что надо встать смирно и стоять. Что такое гимн — минута молчания, мы все это знали. Нас учили этому. А наши дети, дети войны, наши чеченские дети, не встали, когда гимн был. Мы просто очень далеко назад отброшены, мы отстали из-за военных действий, наши дети отстали. Но мы же к чему-то стремимся! […] 9 мая — это как раз тот праздник, который может воспитать патриотизм в России у людей. Не надо винить наших детей. Мы сами в этом виноваты, потому что мы потеряли ценности. […] Можно же показывать вместо “Дом-2”, например, каждый день по одному ветерану, рассказывать о них, их же так мало осталась».