Памяти Володи Татаровича - [6]

Над шаржем работали с увлечением. Периодически возникал вопрос: а не обидится ли Ингал? Фигуру Ингала лепил Гриша, Володя с Лешей трудились над стелой. В ходе работы у них возник спор о пропорциях. Сначала спорили шутя, потом почему-то обозлились друг на друга и уже на повышенных тонах доказывали свою правоту.

— А я говорю, что должно быть выше, не те пропорции…

— Ничего подобного! Не лезь, если не соображаешь!

— Я не соображаю? А ты соображаешь?

Голоса перешли на крик, и в воздухе запахло дракой. Дело спас мудрый Гриша. Оторвавшись от пластилинового Ингала, он сказал:

— Ребята, послушайте! Ингал простит все — и тельняшку, и волосы, и то, что мы обхамили его проект, но он никогда не простит одного — если вы сделаете стелу по пропорциям лучше, чем у него…

Ребята замолчали, потом рассмеялись. Лешка сказал: «Это точно». И они дружно закончили работу.

К тому же времени относится забавная история с бюстом Александра Невского.

Володя сделал своего Александра на выставку. Работа получилась красивой, была отмечена и закуплена Музеем городской скульптуры. Валя Голосков, наш форматор, сделал пару запасных отливков. В один из престольных праздников, во время прохождения службы в соседнем Старовском (Троицком) соборе Юлику Клюге, неистощимому инициатору всяких затей, пришла в голову идея предложить собору бюст Александра Невского — воителя. Идея была проста: если не будет заработка, то уж выпивка будет наверняка.

Троицкий собор находился в центре Александро-Невской Лавры. Культ Александра должен был быть чтим представителями религии не меньше, чем представителями Управления культуры. Прогнозы оказались верными. Священнослужители, выслушав предложение о даре скульптуры Александра Невского собору, заинтересовались и выслали своих представителей в мастерскую для переговоров. С собой они принесли церковного вина, просфор и всяческой снеди, вплоть до пирогов с сигами. Ребята быстро скинулись по рублику, сбегали за водкой, и трапеза началась.

Гриша всегда был самым положительным и правильным человеком в Лавре. Его смущала предстоящая выпивка в такой сомнительной компании, и он попытался улизнуть, но его затащили и заставили выпить рюмочку, после чего он встал и заторопился, пожелав всем хорошей трапезы.

— Что же ты нас покидаешь, сын мой? — спросил слегка захмелевший священнослужитель, отец Анатолий, как он рекомендовал себя.

— Да мне идти надо… — замялся Гриша. — Пора мне уходить…

И потом, видимо, четко желая поставить черту между собой и представителями опиума для народа, твердо добавил:

— Мне надо идти на заседание партбюро.

— Благослови тебя Господь, — ласково сказал служитель культа и осенил Гришу широким крестом.

Князя Александра унесли в собор на расшитых льняных полотенцах…

В гости к Володе часто приходил его друг — врач-рентгенолог Олег Андреевич Брюханов — «рыжий Олег» по лаврской кличке. Этот живой и доброжелательный человек искренне любил искусство и всех нас. Был эрудитом, начитанным человеком. Как потом оказалось, он был сам художником, почему-то не закончившим Академии художеств, — акварелистом и высококвалифицированным преподавателем пластической анатомии, а также великим специалистом по приготовлению пунша. Свое искусство он передал Володе.

Общие сборища объявлялись обычно условным стуком напильника по стояку парового отопления. Стук этот подавался в определенном ритме и означал всегда одно — «Свистать всех наверх! Предстоит общий сабантуй!»

Наверху глазам представлялась следующая картина: вокруг большого стола, заставленного бутылками, стаканами, тарелками с хлебом, винегретом, неизменным студнем и прочими яствами, в радостном ожидании сидели все старожилы Лавры вперемешку с гостями. Гостей всегда было много. Запоминались частые или особые гости. Так, запомнились: Володя Петров — отличный скульптор и изобретательный выдумщик всевозможных хохм, живописец Фима Ляцкий и Володин брат Феликс Равдоникас. Феликс был гибкий и тощий, как хлыст, парень, отчаянный спорщик и не менее отчаянный велосипедист (вся физиономия в царапинах и кровоподтеках), человек с удивительной мечтой: когда-нибудь собственными руками создать орган.

Итак, пока гости братались с хозяевами, Олег и Володя колдовали вокруг стола. В середине стола устанавливался эмалированный белый таз, в который сливалось шесть-семь бутылок сухого вина. Затем Володя большим ножом аккуратно нарезал кружками апельсины, лимоны и яблоки. Сверху таза устанавливалась специальная алюминиевая решетка, искусно сплетенная Лешей для подобных дел. После этого Олег распечатывал две пачки рафинада и ловко сооружал на решетке белую пирамидку.

И тогда начиналось главное.

Свет тушили. Лицом к тазу ставили гипсового божка с острова Пасхи с воздетыми к небу руками. Олег щедро обливал пирамидку унесенным из клиники медицинским спиртом и подносил горящую спичку. Синее пламя факелом поднималось над столом, фантастически освещая божка и наши лица. Огромные тени бегали по сводчатым потолкам, а из двадцати здоровых глоток вырывался крик восторга… Горящий сахар тем временем желтел, коричневел и с шипением стекал в таз с вином. Когда пирамидка догорала — стаивала, свет зажигали, и Володя большим черпаком разливал всем горячий пунш, стараясь, чтобы каждому достался кружок апельсина, ароматный и горячий. Это было прекрасно!